Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

молодец эта девчонка. Может постоять за себя. Не то что эти болваны, которые побоялись заступиться за приятеля. Но он им показал, что он за парень. В другой раз будут держать язык за зубами.

Лалу спрыгнул на землю и пошел на станцию в буфет. С буфетчиком он был на короткой ноге. Лалу взял из большой банки сухое печенье и велел подать чашку чая.

Буфетчик был выходец из других краев. Не по доброй воле знался он с таким отпетым парнем, как Лалу, но, когда ведешь дело на чужбине, приходится поддерживать знакомство со всяким людом, иначе не успеешь оглянуться, как тебе подставят ножку. К тому же Лалу был ловкач и пролаза. Буфетчик старался держать его под своим влиянием и через него подчас проворачивал дела, которые не так легко было бы провернуть даже с помощью больших денег.

Утолив жажду, Лалу пошел к базару и до полудня бесцельно слонялся по переулкам и закоулкам. Затем он направился к пароходной пристани и присел отдохнуть на ступенях. Отсвечивая яркими бликами, перед ним простиралась Мегхна. Ее вода лизала каменные глыбы, разбросанные по берегу. «Неплохо бы сейчас искупаться», — подумал Лалу. Обычно после продажи угля сюда приходила вся ватага. Ребята плавали, весело резвились в воде. Но сегодня никого из них не было. Лалу огляделся по сторонам: только у моста было много купающихся. Да еще кое-где виднелись лодочники и судовые матросы. Но какое им дело до него? Он ведь еще не взрослый, даже борода и усы не пробились. Лалу разделся донага, привязал к набедренному шнурку платок — получилось что-то вроде набедренной повязки — и бросился в воду.

Накупавшись и наплававшись, Лалу быстро оделся и сел в тени дерева. Очень хотелось есть. Но где и как раздобыть съестного? Угля он сегодня не набрал, не продал, о возвращении домой нечего и думать. Невестка сразу же возьмет его в оборот, начнет допрашивать, почему он не принес бетеля, сколько у него осталось денег. Расскажи он о том, что случилось, ему все равно не поверят, скажут: все на себя потратил.

Не придумав ничего путного, Лалу зашагал обратно на станцию.

— Выручай, друг, — сказал он буфетчику. — Семь ан. Позарез нужно.

Буфетчик пристально посмотрел на Лалу, стараясь понять, и впрямь ли ему так необходимы деньги. Затем вынул из деревянной шкатулки полтака и протянул монету парню. Лалу молча взял ее и вышел на улицу.

Свечерело. От станции отошел восьмичасовой поезд. Лалу пересек железнодорожное полотно и пошел по дороге в деревню. По обеим сторонам ее выстроились две шеренги манговых деревьев. Темно было так, что в двух шагах ничего не видно. Лалу знал каждый выступающий корень, каждую выбоину и шел не спотыкаясь. Добравшись до деревни, он прошел через небольшой сад, в котором росли хлебные деревья, и очутился позади одной из хижин. Здесь он остановился, достал из кармана бири, закурил. Постояв несколько минут, Лалу отшвырнул окурок и подошел к углу хижины. В плетеных стенах было много щелей, сквозь которые пробивался свет горевшей в хижине плошки. Прильнув глазом к одной из щелей, Лалу увидел Шонабхан. Она лила своей сестре на голову воду из кувшина. Значит, ей хуже. У Шонабхан был встревоженный вид. Зато ее отец как ни в чем не бывало валялся на подстилке из сухой осоки. Ну и подлец! Наелся, напился — и на боковую, а до остального ему и дела нет.

Лалу стоял в нерешительности, ощупывая лежавший у него в правом кармане круглый плод. Что делать? Позвать Шонабхан или нет? Она сразу же узнает его голос и не станет с ним разговаривать. Так что же делать? Уйти, так и не отдав гранат, который он с большим трудом выторговал за половину денег, выпрошенных у буфетчика?

Немного погодя Лалу двинулся по узенькой дорожке, ведущей мимо боковой стены к двери хижины. Дверь бамбуковая, открыть ее ничего не стоит, но тут ему вспомнилась утренняя драка, и он снова остановился в растерянности.

Наконец он набрался решимости, сделал последний шаг и постучал в дверь. Сначала тихо, потом погромче.

— Кто там? — послышалось изнутри.

— Открой дверь.

— Кто это? Мону, что ли? — спросила Шонабхан, распахивая дверь. — Ах, вот кто! — вскрикнула она, узнав незваного гостя. — Зачем сюда пришел? Уходи, сейчас же уходи, а то я отца позову!

Свет плошки тускло освещал обескураженное лицо Лалу. Он протянул правую руку и виноватым тоном сказал:

— Возьми этот гранат. Отдай его Рупобхан.

Шонабхан схватила гранат и отшвырнула его прочь.

— Ничего я от тебя не возьму! — гневно воскликнула она. — Уходи, уходи отсюда.

Шонабхан захлопнула дверь перед носом у Лалу. Он хотел что-то сказать, но так и не решился. Молча потоптался у порога и медленно побрел обратно, на станцию. Была уже ночь. Пассажиры, пришедшие издалека, чтобы попасть на утренний поезд, спали кто на бетонной скамье, а кто и прямо на платформе, Лалу заночевал в том же пустом товарном вагоне, подложив себе под голову булыжник.

Когда Лалу проснулся и, протерев глаза, выглянул из вагона, восточный край неба уже заалел. Скоро взойдет солнце. Подхватив корзину, Лалу спрыгнул на землю и вдруг заметил нескольких ребят из ватаги, среди них Мону. Они стояли позади вагона, на линии. В другое время он даже не удостоил бы их взглядом, но сейчас он озадаченно покосился на них. Почему они стоят здесь без дела, вместо того чтобы собирать уголь?

Лалу подошел поближе. Мону плакал. Против своей воли Лалу заговорил первым:

— Что случилось?

— А ты сходи туда, сам увидишь, — сердито отрезал Косой.

— И не суйся, — как бы про себя промолвил Геду. — Накостыляют по шее и прогонят.

— За что накостыляют? Почему прогонят? — допытывался Лалу.

— Пойди туда — сам увидишь почему. Он нас всех попер оттуда.

— Кто он?

— Кто, кто, — раздраженно передразнил Геду. — Этот чертов полицейский, вот кто. Не разрешает собирать уголь.

— Как это не разрешает? Яма его собственная, что ли? — Лалу тряхнул головой. — А ну пошли.

Оставив корзину возле полотна, Лалу большими шагами двинулся к яме. Ребята неохотно потянулись за ним. Им хотелось увидеть, чем окончится предстоящее столкновение.

Шубедали сидел на мощеной площадке возле ямы и курил бири. В руке у него была дубинка. Это не испугало Лалу. Он остановился перед полицейским и без всяких околичностей спросил:

— Почему плачет Мону?

— А, это ты, Лалу! Хочешь бири? — спросил, вставая, Шубедали.

— Не хочу. Ответь на мой вопрос.

Приветливое выражение сбежало с лица полицейского.

— Мало ли кто хнычет? Я тут ни при чем.

— Ах, ты тут