Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

на них, часто моргая глазами. У него ком подкатил к горлу, защипало в носу. Ноги подкашивались. Почему Шонабхан не разговаривает с ним? Почему не обращает на него внимания? Если б он мог выплакаться как следует, ему, наверное, стало бы легче, но глаза его были почти сухи. Лишь две скупые слезинки скатились по запыленным щекам.

Один из ребят, — звали его Геду, — побежал на платформу, намочил там под краном полотенце и, вернувшись, медленно отжал его над лицом Рупобхан. Девочка долго не приходила в себя. Наконец глаза ее открылись.

— Все-таки очнулась, — сказала Шонабхан, не снимая сестренку с колен. — Хоть бы умерла, развязала мне руки.

Мону вылез из ямы, подошел к Косому и тихо сказал:

— У меня есть банан. Может, угостить ее?

— Давай угостим. — Косой взял банан и хотел было отдать его сестрам, но Шонабхан оттолкнула его руку.

— Вот сообразил! Она же кашляет, зачем ей бананы?

Мону так надеялся, что Шонабхан примет его дар, и уже заранее радовался, но, услышав резкий ответ, сразу же потемнел лицом.

— Съест потом. А сердишься ты зря, — с глубокой обидой в голосе сказал Мону. — Как будто я во всем виноват. Не нужен мне этот уголь. Забирай его, весь забирай! — С этими словами Мону направился обратно к яме. Сметливый парень, Косой тотчас же понял, что творится у него на душе, бросился за ним и схватил его за плечо. Незачем выбрасывать уголь. Столько труда — и все зря!

Шонабхан посмотрела на них, думая о чем-то своем; в глазах у нее таилась тоска. Затем она склонилась над сестренкой, отерла ей лицо краем накидки, взяла ее на руки и встала. О том, чтобы идти домой, не могло быть и речи, пока корзина не наполнится до краев. Если не купить шер риса, воблы и немного бататов, отец просто замучает нудным брюзжанием.

Шонабхан поднесла сестру к яме, усадила поудобнее и ласково сказала:

— Ты посиди здесь, а я пойду уголек пособираю, хорошо?

Не в силах вымолвить ни слова, Рупобхан ответила слабым кивком. Шонабхан снова спустилась в яму и принялась за работу.

На небе показалось солнце. До прибытия почтового читтагонгского оставалось не так уж много времени. К его приходу весь уголь должен быть выбран. Руки задвигались проворнее.

Занятые работой, ребята не заметили появления еще одного сборщика угля. Лалу — так звали этого парня — был одет в рубаху, разодранную на плече, на шее грязный платок, в зубах торчала недокуренная сигарета. Он поставил корзину на рельс, попыхивая остатком сигареты, оглядел яму и недовольно нахмурился. В его глазах заплясали недобрые огоньки. Сделав последнюю затяжку и отбросив окурок в сторону, Лалу подошел к яме. Увидев его, ребята опешили.

Лалу смотрел на них со злой усмешкой. Он хорошо понимал причину их растерянности. Ведь он родной брат известного вора Калу. Чуть что — пощечина, затрещина, а то и что-нибудь похуже.

Резким движением головы Лалу откинул волосы со лба, бросил в яму корзину, а затем спрыгнул сам. Ребята следили в оба за каждым его движением. Лалу приходит позже всех и почти всегда учиняет какой-нибудь скандал — одному даст по шее, другого пихнет, третьего обругает. Все его ненавидят, но никто не осмеливается возражать, давать отпор.

Перехватив устремленные на него взгляды, Лалу осклабился.

— Эй, шпана! — крикнул он. — Вы что же это весь уголь расхватали?

Ребята не проронили ни слова, только переглянулись и снова принялись за работу. Это еще сильнее разозлило Лалу.

— Языки у вас поотнялись, что ли? — еще громче крикнул он. — Ответить не можете.

— А что толку говорить-то? — вполголоса заметила Шонабхан.

— Как что толку? Как вы смели расхватать уголь?

— Мы не виноваты, — сказал Косой.

— А кто же тогда виноват? — Лалу шаркнул подошвой, подняв облачко угольной пыли. — Вы же знали, что я приду!

— Хотя бы и знали! — отозвался Геду. — По-твоему, мы должны сидеть сложа руки и ждать твоего прихода?

Мону прыснул от смеха.

— Ты чего гогочешь? — напустился на него Лалу.

— А что ж ему, плакать? — съязвил Косой.

— Я ему погогочу! Я ему не позволю издеваться надо мной! — вскричал Лалу и, подхватив свою корзину, с грозным видом подошел к Мону. — А ну-ка, гоготун, отсыпь сюда половину своего угля!

Мону задрожал от страха. «Ведь этот головорез ни перед чем не остановится», — подумал он и поднял руки, защищая свое лицо от ударов. Лалу быстрыми движениями стал пересыпать уголь в свою корзину. Все прекратили работу и стояли, глядя на эту сцену. Вот негодяй! Неужели они молча стерпят этот разбой?

Шонабхан вся кипела от негодования. Не выдержав, она рванулась к Лалу и схватила его за руку.

— Не смей отнимать!

— Чего, чего? — Лалу опешил. — А кто мне помешает отобрать у него уголь? Тоже мне защитница нашлась. Пошла прочь, не суй нос не в свое дело!

— Я тебе не дам отобрать у него уголь! — крикнула Шонабхан, повязывая накидку вокруг пояса. — А ну пересыпь все обратно, — решительным голосом потребовала она, — не то плохо будет, так и знай.

— Плохо будет? А что ты мне сделаешь? — засмеялся Лалу, скорчив отвратительную гримасу.

Не помня себя от ярости, Шонабхан толкнула его что есть мочи. Лалу упал, но тут же вскочил и набросился на девочку. Завязалась драка, но силы были явно неравны. Лалу изловчился, схватил Шонабхан за волосы и притиснул ее лицо к шлаку. Шонабхан громко закричала. В глаза, в нос, в рот ей набилась угольная пыль. Опасаясь, как бы сейчас ему не пришлось иметь дело со всей ватагой, Лалу встал и пнул напоследок Шонабхан в поясницу. Девочка застонала. В тот же миг ребята дружно набросились на драчуна и скрутили его. Он стоял, тяжело дыша, весь в царапинах и ссадинах. Испуганная Рупобхан заливалась в три ручья.

На крики прибежал станционный полицейский Шубедали. Сердито размахивая руками, он принялся разгонять ватагу.

— Убирайтесь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было, сатанинское племя. Доиграетесь вы у меня!

— Что там случилось, Шубедали? — крикнул на урду с платформы начальник станции, который как раз покупал здесь молоко.

Шубедали поспешил на платформу. Ребята вылезли из ямы и направились в сторону рынка. Обернувшись, они увидели, как полицейский, отчаянно жестикулируя, объясняет что-то начальнику станции. Около ямы остался один Лалу. Он высыпал весь уголь из корзины, забрался в пустой товарный вагон и сел в дверях, свесив ноги. На душе у него было прескверно. Шонабхан ободрала ему кожу на руке. Ранки саднили, из них сочилась кровь. Лалу снял платок с шеи и перевязал руку. А все-таки