Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Неизвестно, дошел ли до сердца Палани вопль Чемпанкунджу или нет, но только он снова посмотрел на Ачутана, как бы желая прочесть на его лице, что ему делать. На этот раз ему показалось, что Ачутан одобряет его непреклонность, и он повторил еще громче и решительнее:

— Я увезу мою жену сегодня же!

Только теперь мысль его заработала и язык развязался. Он стал объяснять, почему настаивает на своем желании увезти жену, не откладывая. У него никого нет. Он женился для того, чтобы создать себе семью, зажить собственным домом. Он хочет это сделать возможно скорее. Поэтому увезет жену. Столько предстоит дел, нельзя медлить…

Все очень удивились: Палани молчаливый, Палани простодушный, а как много сказал и как разумно! Решения своего он не изменит. Палани чувствует, что земляки его довольны. Им нет дела до горя Чемпанкунджу.

А Чемпанкунджу со слезами продолжал умолять и заклинать зятя:

— Сын мой! Тебя просит человек, у которого есть дети! Сын мой, подумай! Ведь и ты будешь отцом!..

Палани остался непреклонным. Как знать? Если бы Ачутан и другие земляки поддержали Чемпанкунджу, Палани, может быть, и изменил бы свое решение…

Арейена тронуло горе Чемпанкунджу. Не могло не тронуть. Возможно, оно тронуло и самого Ачутана, только Ачутан сумел это скрыть.

Арейен гневно воскликнул:

— Что же это такое? Мы тут все слышали историю жизни этого человека. Он вырос без семьи; он, наверное, не знает, что значат слова «отец» и «мать». Будь иначе, его бы разжалобили мольбы старика отца, болезнь матери. Но можно ли ждать сострадания от человека, который вырос не под родительским кровом, а на прибрежном песке? Что для него узы крови, сыновняя любовь?

Арейен немного помолчал, потом обратился к Чемпанкунджу:

— Кого следует во всем обвинить, так это тебя! Тебя — отца, выдавшего свою дочь за такого человека!

Чемпанкунджу покорно снес этот упрек: в глубине души он согласен с арейеном. Но мог ли он подумать, что Палани, простой и кроткий, окажется способен на такое упрямство, на такую черствость? И, конечно, прав арейен, объясняя это жестокосердечие тем, что Палани вырос вне семьи. Да, виноват Чемпанкунджу! Нельзя было выдавать дочь за Палани. Что ждет ее в этом замужестве? Разве такие люди, как Палани, могут кого-нибудь любить? Уже в день свадьбы он выказал себя упрямым и черствым. К Палани обратился Ачутан:

— Зачем тебе выслушивать все эти упреки и укоры? Не проще ли спросить у самой жены, хочет она за тобой последовать или нет. Пусть скажет.

Предложение Ачутана понравилось всем: и Чемпанкунджу, и Палани, и арейену. Арейен сказал:

— Правильно! Пусть скажет она сама. Позовите ее сюда.

Чемпанкунджу позвал Карутамму, которая все это время неотлучно находилась около больной матери. Она показалась в дверях с опухшим от слез лицом. К ней обратился сам арейен:

— Девушка! Бросишь ли ты свою бедную мать? Если ты уедешь, кто будет за ней ухаживать, кто приготовит пищу твоему отцу? Правда, обычай требует, чтобы молодая жена сразу же после свадьбы шла за своим мужем. Но, прежде чем выполнить обычай, подумай хорошенько.

Что может Карутамма ответить? Она не способна принять решение. Она стремилась как можно скорее покинуть этот берег. Уже попрощалась с ним. Оставаться здесь дольше ей страшно. Долгожданный день отъезда настал. Но внезапно заболевает мать. Можно ли ее бросить? Можно ли бросить отца? Нет, она не знает, что отвечать, — ей остается только плакать.

А между тем все ждут ее ответа. Арейен замечает:

— Бедная девушка! Как трудно ей отвечать. И все же она должна ответить, непременно должна!

Карутамма возвратилась к матери, прижалась лицом к ее груди и продолжала плакать. Чакки тоже заплакала. Со слезами она спросила:

— Зачем они тебя звали, дочка?

Вместо ответа прерывающимся от рыданий голосом Карутамма проговорила:

— Я… я… не поеду!..

— Моя дочь не должна так говорить! Моя дочь должна уехать! Если она здесь останется…

Чакки не смогла договорить: слишком ярко представилось ей в ту минуту, что может произойти, если Карутамма здесь останется. Мать и дочь страшатся одного и того же. Чакки готова на все: лежать больной и беспомощной, не иметь около себя никого, кто подал бы ей глоток воды, — она все выдержит. Только бы не видеть, как погибнет ее дочь! Чакки сама прикажет ей уехать. Так нужно — иного выхода нет!

— Дочь моя! Выйди к ним и скажи, что ты готова в путь. — Она отстраняет от себя плачущую Карутамму. Сквозь стиснутые зубы, вполголоса спрашивает: — Тебе страшно здесь оставаться, да? Ты боишься, что иноверец…

Карутамма овладевает собой. Перестает плакать. Через открытую дверь громко обращается к тем, кто ждет ее слова:

— Я готова к отъезду.

Снова мать и дочь заключают друг друга в объятия. Сердца их разрываются.

Простившись с матерью, Карутамма выходит к отцу и опускается перед ним на колени. Обнимая его ноги, она просит простить и благословить ее. Чемпанкунджу пинком отбрасывает ее прочь, и Карутамма падает на землю.

Итак, отец отверг ее, но мать благословила.

Чемпанкунджу ничего не отвечает, когда Палани с ним прощается. Это уже не тот Чемпанкунджу, каким он был несколько минут назад, когда он умолял и плакал. Теперь он больше не плачет. На лице — суровое, жестокое выражение.

Сопровождаемая мужем и его людьми, Карутамма уходит. Чакки приподнимается, чтобы в последний раз взглянуть на дочь, и тут же откидывается назад. Панджами горько плачет над своей бедной матерью. С нею сердобольные соседки — Наллапенну и Каликунджу.

— Она не дочь мне больше! — громовым голосом выкрикивает Чемпанкунджу.

Карутамма ушла. Что ждет ее впереди? Что найдет она на чужом берегу? И в самом ли деле, уйдя отсюда, она избегла гибели? Некому за нее молиться. А сама она за себя молиться не станет. Может быть… за нее помолится Перикутти?..

В лунные ночи на берегу зазвучит ли вновь его песня? Может быть… Но кто же ее услышит?..

Часть вторая

Глава одиннадцатая

Карутамме кажется, что даже море здесь какое-то иное, особенное: и цвет воды другой, и обманчиво спокойствие ее глади. Здешнее море коварно: в своих глубинах оно затаило подводные течения, которые в любую минуту могут вспениться, хлынуть на берег. И у прибрежных песков тоже иная окраска…

В первый же день много народу приходило посмотреть на молодую. Карутамма не знала, как себя