Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

нарушит закона, не прогневает богиню моря… Тысячу раз она спрашивала, верит ли он ей или нет. Палани не мог ей ответить: он и сам не знал, верить ей или нет. А Карутамме ничего не оставалось, как прильнуть головой к его широкой груди и безутешно плакать.

Палани сказал:

— Почему ты все время спрашиваешь, верю ли я тебе? Когда я это слышу, мне начинает казаться, что ты и сама себе не веришь.

Опять Карутамму обожгло, словно горячим углем. Не подозревает ли он, не догадывается ли уж о ее тайне? Или злые люди уже успели ему шепнуть о ее отношениях с Перикутти?

Не лучше ли самой все ему рассказать? Не простил бы он, если бы она сказала ему всю правду сама? Но как она скажет? И все же лучше сказать самой и не дожидаться, чтобы сказали другие.

Надо принять решение. Она несколько раз совсем было собиралась заговорить, но останавливалась: не находила подходящих слов, чтобы начать. В самом деле, с чего начать? «До тебя я любила другого»? Повернется ли у нее язык это выговорить и сможет ли он такие слова выслушать? «В детстве у меня был друг…» Нет, тоже не годится. Начавши так, она сможет отдаться радостным воспоминаниям и скажет, чего говорить не следует: начнет хвалить Перикутти. И тогда Палани догадается, что она еще любит молодого мусульманина. Нельзя, нельзя… Или начать совсем по-другому: «На нашем берегу человек чужой веры заколдовал меня»?.. О! Так тоже нельзя! Тогда пришлось бы описывать Перикутти как дурного человека, как злодея! Карутамма на это не способна. Перикутти не злодей, он не заколдовал Карутамму, он не обманывал ее. Как живого, видит его сейчас перед собой Карутамма, видит в ночном мраке: глубокая печаль в его взоре. Он — погибший человек. Его погубили. У него ничего больше не осталось в жизни, кроме… песни. Даже если он доживет до глубокой старости, он будет петь свою песню в лунные ночи на берегу Ниркуннатта. С песней на устах и умрет… Карутамма видит его ясно: губы его шевелятся, он хочет что-то сказать…

Карутамма забыла, где она находится; забыла, что рядом лежит ее муж. С ее губ срывается:

— Люблю…

Это слово обращено к Перикутти. Она содрогнулась, услышав собственный голос.

Палани спрашивает:

— Ты что-то сказала? Ты сказала, что любишь?

Карутамма очнулась. Не выдала ли она себя? Как бы там ни было, но она подтверждает.

— Да.

— Кого? — спрашивает он.

В ответ она лжет:

— Моего мужа.

Пропели третьи петухи. С берега доносится зов. Пора выходить в море. Палани встает. Карутамма настаивает, чтобы он перед уходом совершил омовение. Она сама его вымоет.

Сегодня Палани немного запоздал. Это случилось с ним впервые. Товарищам пришлось его дожидаться. Велаюдхан встретил опоздавшего беззлобной шуткой:

— Вот что значит жениться! И просыпаешь, и опаздываешь!

Вполне невинное замечание. Но Палани оно не понравилось.

— Попридержи язык, брат Велаюдхан!

Велаюдхан добродушно спрашивает:

— Почему брат Палани на меня сердится? Разве я сказал что-нибудь обидное?

Палани боится, как бы Велаюдхан не добавил еще чего-нибудь. Вдруг ему вздумается заговорить про Карутамму? Вот чего боится Палани!

Лодка вышла в море. Ее ведет Палани. Все дальше и дальше уводит он лодку на запад в морские просторы. Словно у него какая-то затаенная цель. Словно ему тесно у берега, хочется заплыть возможно дальше. Туда, за линию горизонта! Стальные мускулы напряжены, мощные удары тяжелого весла вспенивают воду. Палани гребет во всю силу. Берег давно уже исчез из виду. Андикунджу спрашивает:

— Брат Палани! Куда ведешь ты нашу лодку?

Палани не отвечает. Все остальные гребцы опустили весла. Но главный гребец, Палани, продолжает грести, одержимый какой-то яростью, и лодка заходит все дальше в море. Словно в Палани вселился дьявол, линия горизонта — вот его мечта!

Кумару испуган:

— Что ты делаешь, сын собаки? Если у тебя никого нет, то у нас…

Не договорив, Кумару вскакивает и бросается к Палани.

— Если тебе хочется, погибай один! Женился на порченой девке и теперь задумал утонуть в море! Тони — это твой удел! А мы хотим жить: у нас есть дети.

Велаюдхан вырывает из рук Палани весло. Насильно сажает одержимого рядом с Андикунджу. Поворачивает лодку обратно.

После огромного усилия Палани сразу ослабел. Некоторое время он сидел молча и неподвижно. Потом снова стал грести.

Лишь возвратившись к тому месту, где находились остальные лодки, они забросили сети. Но в этот день, кроме совсем мелких рыбешек, в сети ничего не попалось. На долю каждого рыбака пришлось всего лишь полторы рупии.

Только ступив на берег, Велаюдхан спросил у Палани:

— Что это сегодня на тебя нашло?

Об этом хочется узнать и всем остальным: что это нашло на Палани? Куда девалось его обычное благоразумие? Он всегда так хорошо вел лодку. Откуда эта ярость?

Палани ответил:

— Не знаю… Не помню…

Андикунджу сказал:

— У нас у всех есть дети, брат Палани!

Кумару принял решение:

— Больше нельзя доверять Палани управление лодкой. Он всех нас утопит в море.

Все согласились с Кумару. В Палани вселился какой-то дьявол, это несомненно!

Глава тринадцатая

Существует обычай: четыре дня спустя после свадьбы молодые посещают родителей жены, и те устраивают в их честь праздник. Но кто позовет Палани и Карутамму? Чакки слегла в день свадьбы и с тех пор не поднималась. Чемпанкунджу отрекся от дочери.

Наллапенну, сердобольная соседка, часто навещала больную, ухаживала за ней. Хозяйство в доме вела Панджами. Чемпанкунджу мало заботился о тяжелобольной жене. Несколько раз говорила ему Наллапенну, что надо позвать врача, но Чемпанкунджу так и не собрался это сделать. Он лишь изредка заглядывал с порога в комнату, где лежала больная жена.

Однажды, заметив его в дверях, Чакки слабым голосом попросила его съездить в Триккуннаппужи — позвать к ним Карутамму и Палани. Ее просьба привела Чемпанкунджу в ярость. Он закричал:

— Никуда я не поеду! И нечего им делать в моем доме!

Чакки рассердилась тоже. Она хотела было заспорить, но тут же лишилась сознания.

В этот день Чемпанкунджу позвал наконец врача.

Дочь, которую выдали замуж, не приехала с мужем на четвертый день после свадьбы к родителям, — нарушен обычай. Соседи приступили к Чемпанкунджу с расспросами: почему не приехали молодые? Чемпанкунджу лишь огрызался, говоря, что незачем им совать нос не в свое дело. И он перессорился почти со всеми.

Теперь Чемпанкунджу, выходя в море, не заплывает далеко: боится отлучиться надолго от больной жены. Улов за последнее время скудный. Чемпанкунджу переругался и