Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

— Но какая все же нужда молодому мусульманину отправляться ночью в дальний путь, чтобы на заре принести печальную весть совсем посторонним для него людям?

На этот вопрос Перикутти мог бы ответить лишь одно: потому что он, Перикутти, не посторонний для Карутаммы, а ее нареченный брат. Но если бы он так ответил Кочунатану, тот, наверное бы, спросил, как могло случиться, что иноверец-мусульманин оказался братом рыбачки? И когда бы Перикутти правдиво ответил и на этот вопрос, у Кочунатана тотчас же возник бы следующий: какая причина заставила мать Карутаммы наречь молодого мусульманина и свою дочь братом и сестрой? И так как Перикутти предвидел неизбежность всех этих вопросов, он стоял смущенный и долго ничего не отвечал. В конце концов он сказал, что поступил так потому, что его возмутило бессердечие земляков Карутаммы.

Поверил ему Кочунатан или нет? Как бы там ни было, но он указал, где находится хижина Палани.

Что скажет Перикутти Карутамме, когда ее увидит? Сразу ли сообщит горестную весть или сначала заговорит о чем-нибудь другом и постепенно ее подготовит?

Пока он шел вдоль берега в указанном ему Кочунатаном направлении, все лодки успели отправиться в море. Перикутти достиг жилища Палани. В маленькой хижине было тихо.

Перикутти почувствовал, как высох у него язык, как сухо стало в горле. Некоторое время он стоял, не зная, на что решиться. Наконец помимо его воли из пересохшего горла вырвался зов:

— Карутамма!

Никто не откликнулся. Он позвал еще раз.

— Кто там? — спросили из хижины.

— Это я, Карутамма!

— Кто?

— Неужели ты меня не узнаешь?

— Кто ты?

— Это я… Перикутти…

В хижине воцарилась тишина. Тишина затянулась, и чем дольше она продолжалась, тем мучительнее была для Перикутти.

— Карутамма! Мне надо сказать тебе очень важную вещь!

Спустя мгновение из хижины, как будто сквозь слезы, спросили:

— Почему ты не хочешь оставить меня в покое? Зачем преследуешь и здесь?

Опять тишина, и потом опять голос, прерывающийся от рыданий:

— Нет… нет… Я ни за что тебе не открою… Я не должна… я не хочу тебя видеть…

Она плачет. Ее слова — удары ножа в сердце Перикутти. Она права.

Она бежала из родных мест, чтобы найти спасение. И вот он преследует ее и здесь! Но должен же он сказать ей, пусть и не входя в хижину, и не увидев ее… Ради этого он шел всю ночь. Но как выговорить страшные слова, ее не подготовив? И Перикутти снова застучал в дверь.

— Или ты меня не узнала, Карутамма?

Ему послышалось, будто она скрипнула зубами — от гнева? От муки?

— Я тебя узнала.

— Так почему же не хочешь мне открыть?

Опять никакого ответа. Он сказал:

— Я остался прежним Перикутти. И я хорошо помню, что у Карутаммы есть муж…

Она отвечала жалобно и беспомощно:

— Я не смею. Мне нельзя тебя видеть…

Неизвестно откуда, но у Перикутти появилась смелость, настойчивость:

— Ты должна меня увидеть, Карутамма! Нам надо говорить, стоя лицом к лицу!

— Айо! Нельзя, нельзя! Мой муж сейчас в море; в море, где рыбака, чья жена бесчестна, ждет неминуемая гибель. Я не могу тебе открыть.

И снова — долгая тишина.

— Карутамма!

Она ответила обессиленная, готовая уступить:

— Ну, что тебе?

— Я — твой брат.

— Мой брат?

— Да, милая сестра; я твой брат. Ведь до сих пор у тебя не было брата?

— Нет!

— Ну, так теперь у тебя есть брат, и это он к тебе сейчас обращается. Твоя мать завещала мне заботиться о тебе, как о милой сестре.

— Моя мать завещала?

— Да. Но открой же дверь, впусти меня! Мне нужно тебе сказать очень важную вещь.

Карутамма засветила лампу, открыла дверь и вышла наружу.

Пора сказать! Но как вымолвить страшные слова? И вдруг они вырвались из уст Перикутти — неожиданно просто и беспощадно:

— Карутамма! Чакки, честная рыбачка, умерла.

Карутамма громко вскрикнула, зарыдала. Когда на ее вопли и стенания прибежали соседки, Перикутти уже не было.

Женщины начали успокаивать Карутамму. Они с недоверием отнеслись к ее словам, будто бы ее мать умерла. Но даже в припадке отчаяния она ни за что не хотела им открыть, от кого узнала о смерти матери. Женщины решили, что это ей приснилось во сне.

Когда Карутамма наплакалась вдоволь и немного справилась со своим горем, ею тоже овладело сомнение. Но не в том усомнилась она, во сне или наяву приходил к ней Перикутти, — она усомнилась в истинности его слов. Не могло ли все это быть местью со стороны отчаявшегося влюбленного? Неужели, если бы ее мать действительно умерла, не нашлось бы никого другого — принести ей печальную весть?

Ее муж ушел в море. Когда он вернется, его нужно накормить. Обязанности жены и хозяйки дома призывают ее. Пересилив себя, она сварила рис, приготовила подливку. И все время ждала: не придет ли кто-нибудь из Ниркуннатта.

Палани вернулся раньше обычного. Карутамма встретила его в слезах. Она сказала:

— Моя мать умерла.

Он словно не слышал. На лице у него — мрачное, зловещее выражение, какого Карутамма никогда еще не видела. Она продолжала плакать.

— Это я убила мою мать.

Ничем не выразив сочувствия к ее горю, муж резко спросил:

— От кого ты узнала про смерть матери?

Вопрос застал Карутамму врасплох, она смутилась и ответила не сразу. Палани не сводил с нее угрюмого, испытующего взгляда.

— От молодого мусульманина, — ответила наконец Карутамма.

— А где он?

— С тех пор как он мне об этом сказал, я его больше не видела.

Лицо Палани мрачнеет еще больше. Что вызывает его гнев? Приход Перикутти? Или то, что никто из рыбаков не пришел известить Карутамму о смерти матери и вместо них явился этот мусульманин?

Палани спрашивает:

— Это твой отец прислал иноверца?

Карутамма не знает.

Палани продолжает допытываться:

— Неужели твой отец не смог на всем берегу Ниркуннатта найти для этого рыбака?

Что может Карутамма ответить? Ведь и она понимает, что обычай нарушен. Не мусульманин, а человек их веры должен был принести ей весть о смерти матери.

Карутамма видит, что муж чем-то расстроен. И почему он вернулся сегодня раньше? Но она ни о чем его не спрашивает. Она лишь просит об одном:

— Поедем туда!

— Куда?

— В Ниркуннатт.

На губах Палани проступила улыбка; Карутамме понятен ее смысл: он ни за что не поедет в Ниркуннатт! Она приводит последний довод:

— Ведь у меня умерла мать!..

Но и этот довод не трогает Палани.