Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Усталая и измученная, возвратилась к вечеру Карутамма домой, однако она добилась своего: вся рыба была продана. В некоторых домах ей даже дали заказ — приносить рыбу постоянно.

Палани сидел и курил биди, когда, едва волоча ноги от усталости, вошла Карутамма. За один день она похудела, лицо ее осунулось. Она ждала, что он, видя, как она измучилась, будет тронут, скажет ей ласковое слово или спросит, по крайней мере, сколько она выручила. Разве же не для них обоих она так старалась? Но Палани ничего не спросил, ничего не сказал. Он продолжал сидеть и курить биди, как если бы она и не возвращалась. Смеет ли она возмущаться таким отношением? Нет, она не имеет на это права.

Но все же она его жена. И если ею утрачены права, то, во всяком случае, остались обязанности жены. И поэтому она спросила:

— Ты уже ел?

Он ответил:

— Ел.

После омовения Карутамме пришлось надеть то же самое грязное и мокрое мунду, в котором она ходила на восток: другого мунду у нее не было.

Не дожидаясь его расспросов, она стала ему рассказывать о своей торговле. Хотя рыба продана и невыгодно, но зато она нашла постоянных покупателей.

На следующий день выдался богатый улов макрели. Карутамма накупила макрели на все деньги, какие у нее были. Как и накануне, она отстала от других женщин. Однако там, где она вчера договорилась, ее уже ждали и не покупали у других.

Все женщины продавали пару макрелей за одну анну, Карутамма же отдавала за две анны пяток. Хотя выгоды было меньше, но еще больше, чем вчера, нашлось покупателей, и многие из них сделали ей заказы и на ближайшие дни. Покупатели остались ею очень довольны. «Эта новая торговка рыбой — хорошая женщина!» — говорили они.

Так продолжалось несколько дней, и потом на берегу вспыхнула крупная ссора. Женщины, продававшие рыбу, все вместе ополчились на Карутамму. Карутамме было не под силу ругаться и с одной из таких зубастых баб, а тут на нее набросился их целый десяток. Карутамма заплакала.

Одна из рыбачек, кипя от бешенства, кричала:

— У себя на берегу ты путалась с каким-то мусульманином, а теперь явилась сюда — осквернить наш берег, накликать на него беду!

А другая добавила:

— Торговля ее пойдет на славу! Мужчины только у нее и будут покупать! Ведь это — шлюха!

Так кричали эти злые женщины в лицо Карутамме.

У Карутаммы потемнело в глазах. Заливаясь слезами, бросилась она домой. Но что дома? Нет ни одного существа на земле, кому бы она могла пожаловаться, кто бы за нее заступился. Правды о ней не знают. Поэтому она не смеет жить, как живут другие жены рыбаков.

Палани, вернувшись с моря, даже не спросил ее, ходила ли она сегодня продавать рыбу. Он только посмотрел на нее внимательнее обычного: что у нее заплаканное лицо, для него не новость, но сейчас ее лицо выражало слишком острое страдание, и потому он все же обратился к ней с коротким вопросом:

— Что с тобой?

— Ничего, — ответила Карутамма.

Только так и могла она ответить. Не рассказывать же ему обо всем, что произошло сегодня на берегу!

Неужели, размышляет Карутамма, ни одна женщина на берегу Триккуннаппужи ни в чем не грешна? Когда начинали между собой пререкаться рыбачки на берегу Ниркуннатта, у каждой находилось в чем упрекнуть другую. Каждая имела в прошлом тот или иной грех. Но здесь Карутамма ни про одну из них ничего не знает. Если бы знала, сумела бы ответить. Почему бы и нет? В самом деле, если хорошенько вдуматься, так ли уж она грешна?

Разве и на здешнем берегу мальчики и девочки не играют вместе? Самые маленькие вместе ищут ракушки, вместе подбирают мелкую рыбешку, выпавшую из сетей, строят домики из песка. Карутамма видела их. И здешние женщины тоже были когда-то маленькими девочками. Как бы хотелось Карутамме узнать об их прошлом!

Не рассказывает ли и на здешнем берегу ветер историю преступной любви девушки-рыбачки? Не витает ли и здесь в лунные ночи ее неупокоенная душа? Не сложена ли и здесь печальная песня про судьбу этой женщины?

Карутамма перестала торговать рыбой. Она занялась другим: покупала рыбу, солила, сушила и складывала. Когда рыболовный сезон кончится, она сможет выгодно продать свои запасы. В крайнем случае продаст торговцам, у которых есть склады.

Карутамма живет своей собственной жизнью. Совсем как и до замужества. И здесь у нее тоже нет подруг, как не было их и на родном берегу. Случалось, проходило много дней подряд, и ей не с кем было перемолвиться словом.

Приблизительно в таком же одиночестве протекала и жизнь Палани. Каждый день он выходил в море. Но теперь он занимался своим делом вяло, неохотно. Когда-то у него были друзья. Теперь он их лишился.

Итак, Карутамма и Палани живут одинаково. Взаимное чувство первых дней ушло. Они охладели друг к другу. Но если они одинаково несчастны, может быть, им легче жить рядом? Так ли это? Горячее чувство остыло в одно мгновение. Все помыслы о том, как лучше устроить, как украсить совместную жизнь, рассеялись. Если вы спросите, как могут они после этого жить дальше вместе, мы ответим: мало ли на свете мужей и жен, которые живут без взаимной любви?

Примирилась ли Карутамма с такой жизнью? Может быть. А Палани? Может быть, примирился и он. Когда на берегу возникли толки про Карутамму, возникли толки и про Палани. Когда Палани проходит мимо, люди смотрят ему вслед и шепчутся. И даже если этого и нет, Палани все равно кажется, что это так.

Всего лишь несколько месяцев назад жизнь Палани текла ровно и ничто ее не омрачало. Люди, встречаясь с ним, дружески улыбались, и он отвечал им такой же улыбкой. И за ним прочно установилась слава доброго, хорошего человека. А ныне? Завидев Палани, люди уже не приветствуют его с улыбкой, а отворачиваются и говорят между собой, понижая голос. Какая страшная перемена! Но ведь Палани никого не оскорбил, никому не причинил ни малейшего вреда.

После того случая, когда Палани, словно в припадке безумия, погнал лодку в открытое море, ему уже больше не дают главного весла. Все боятся: не только его хозяин, но и каждый рыбак. Они подозревают, что Палани одержим дьяволом, что жена перенесла на него проклятие, которое — как все думают — над ней тяготеет.

Жены рыбаков не хотят,