Современные венгерские повести - Енё Йожи Тершанский

Борбата и в мыслях не было устраиваться в деревне всерьез. Но чтобы так быстро!.. Вот тебе и социалистическое отношение к своему долгу… Конечно, молодой господин рассчитал недурно: за месяц-другой поднаживется у крестьян, накопит на машину, да и был таков. После меня хоть потоп!..

— Да нет, не думаю, — рассеянно проговорил старый врач. Он отхлебнул соку и, не опуская стакана, задумчиво смотрел в задернутое занавеской окно. — Он уезжает еще на этой неделе.

— Кто? Борбат?

— Да, возвращается в столицу. То ли министерство его отзывает, то ли еще кто…

— Ну и ну!..

Сильно напудренное пухлое лицо жены выражало крайнее возмущение. Она поджала губы и смотрела сурово, но уже не слушала мужа, который стал подробно рассказывать о неудачной попытке раздобыть в аптеке новый заграничный препарат. В уме она перебирала, что еще может стрястись с этой пенсией и как же все-таки будет с участком после неожиданного отъезда молодого врача.

За спиной у них лилась из репродуктора негромкая танцевальная музыка. Официантка в белой наколке усилила звук, разговаривать стало невозможно. Старый доктор сердито постучал по стакану, но никто не явился, и он оставил десятифоринтовую бумажку на столе.

— Может быть, все же заглянешь к мальчикам? Не хочешь? — спросил он уже на улице. «К мальчикам» — опять!

— Боже сохрани! — быстро откликнулась жена. — Я так устала от этой поездки, сейчас мне хочется только… Ох, как ты надел шляпу, просто ужас! Будь добр, поправь сейчас же!

Когда-то жена охотно бывала с ним на подобных вечеринках и встречах. Но постепенно женщин приходило все меньше, хотя всякий раз до сих пор появлялись и незнакомые лица: те из «мальчиков», кто женился вновь, да еще на молодой, не упускали возможности похвастать перед остальными.

Старый доктор снял шляпу, снова надел, поправил, и они отправились к центру. Жена хотела купить материи Маришке на халат к дню рождения, а заодно уж подыскать кое-что и себе.

Они остановились у какой-то витрины, и старый доктор вдруг улыбнулся.

Жена взглянула на него и одними глазами спросила: что?

— Любопытно… — задумчиво сказал он, глядя на витрину, но не видя ее, не сознавая даже, что на ней выставлено, — любопытно, что как раз сегодня… уже лет десять, как мне не снилось ничего подобного… будто пишем мы контрольную по-латыни. Или не по-латыни, а, кажется, по математике — по крайней мере, на кафедре словно бы наш математик стоит, старый Штримфли, бедняга… Одно помню ясно, что до звонка остается всего пять минут, а у меня только название работы написано. Все из головы вылетело. И ничего вспомнить не могу, потому что потерял задание, которое он продиктовал. И так стало мне скверно на душе, что я проснулся… Ну и, конечно, сразу облегчение почувствовал, ведь все это только сон. Словом, первым чувством было облегчение, а потом я вдруг подумал: эх, старый дурак, если б можно начать все сначала, чтобы и не было этих пятидесяти лет!

— Значит, он на этой неделе уезжает? Это точно? — спросила жена. — А что же будет с участком?

Старый доктор недовольно умолк. И только когда двинулись дальше, ответил:

— А ничего с ним ровным счетом не будет! Почем мне знать, что будет с участком…

— Нет, тут что-то не так. Если вы переводите Борбата, извольте позаботиться о его преемнике.

— Прекрасно! «Извольте позаботиться о его преемнике», — сердито передразнил ее старый доктор и даже остановился. — Не мое дело, что будет с участком. Меня участок больше не интересует.

— Но меня-то он, к сожалению, интересует. К сожалению.

Она умолкла и продолжала обдумывать историю с Борбатом, озабоченная и сумрачная. И только у театра заметила, что магазин, в который она направлялась, остался позади.

…Сперва старый доктор разглядывал витрины, но скоро ему это наскучило. Внимательно осматриваясь, чтобы не разминуться, он вошел и стал искать жену в толчее магазина. Она стояла возле прилавка с чулками и как раз обернулась, чтобы посмотреть выбранные чулки на свет.

— Дежи, поди-ка сюда!

Она никак не могла выбрать, потому что привыкла к чулкам со швом, да и нравились они ей больше, но сейчас ведь носят без шва.

Старый доктор пожал плечами. Это было то единственное, в чем он никогда не мог понять жену: и почему она придает такое значение подобным мелочам? Будет шов на чулке или не будет, большие купить пуговицы или маленькие, деревянные, пластмассовые или перламутровые, шить платье с накладными карманами, французским воротником, пряжкой, манжетами — все это было, на его мужской взгляд, совершенно безразлично. И у него в свое время бывали осложнения с женскими пуговками, но какого они были фасона или размера, это, собственно говоря, никогда не доходило до его сознания…

На самом деле старая докторша не была франтихой и, хотя могла часами обсуждать с женой Пишколти или даже с Маришкой линию какого-нибудь накладного кармана или плиссировку на блузке, но в конце концов выбирала для себя — на что способны лишь немногие женщины — платье, удобное, практичное и, главное, привычного фасона. Возможно, впрочем, что с годами она просто применилась к вкусам мужа, ибо равнодушие к одежде было отнюдь не в ее натуре и за изменениями моды она всегда следила с интересом. Даже перевалив далеко за шестьдесят, она лишь скрепя сердце отказывалась от какой-нибудь новинки — по соображениям удобства (например, от туфель на шпильках), или считая новый фасон не по возрасту броским, или, наконец, опасаясь, что в деревне он будет выглядеть вызывающе.

— Пожалуйста, решайте, очередь ждет, — нетерпеливо поторопила ее молоденькая продавщица.

— Покупай и те и другие, не все ли равно!

Старый доктор сердился, у прилавка действительно уже собралось несколько человек, а продавщица обслуживала покупателей только по одному.

Он повернулся, и вдруг в груди у него словно оборвалось что-то: его даже качнуло. У другого конца прилавка стояла пожилая продавщица, пристально разглядывая его жену. Быть может, старый доктор посмотрел в ее сторону случайно, быть может, инстинктивно почувствовал, что кто-то наблюдает за ним, но только он сразу увидел лицо этой женщины и сразу узнал ее.

Все это продолжалось одно лишь мгновение; продавщица заметила, что старый доктор смотрит на нее, глаза их встретились, но она тотчас же перевела взгляд на покупательницу-крестьянку, выбиравшую нейлоновое белье, которая как раз спросила ее о чем-то.

— Ну что вы, это лишнее, совершенно лишнее, — ответила продавщица.

Она вложила розовую комбинацию в прозрачный пакет и, не торопясь, ее расправила; глаз она больше не подымала, на лице застыло полнейшее безразличие.

Волосы у нее, должно быть, начали седеть, недаром она выкрасила их