Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

— Девочка совсем отбилась от рук; к ней следовало бы относиться построже.

Чемпанкунджу спросил, в чем дело. Не рассказывая о том, что произошло, Паппикунджу продолжала:

— Не лучше ли было бы жить ей не с нами, а где-нибудь в другом месте? Она никого из нас не любит. День ото дня становится злее.

Чемпанкунджу опять спросил, что такое сделала Панджами. Тогда Паппикунджу очень неохотно — она не была уверена, что Чемпанкунджу разделит ее возмущение, — рассказала, как девочка ее сегодня передразнивала.

Чемпанкунджу, чего и опасалась Паппикунджу, отнесся к ее рассказу спокойно. Он попросил жену быть к Панджами снисходительнее: ведь она еще ребенок и к тому же совсем недавно лишилась матери.

Паппикунджу на это ответила:

— Девочка меня ненавидит. И я уверена, что ее настраивают соседи.

Чемпанкунджу позвал Панджами. Дома ее не оказалось: она, как обычно, находилась в хижине Наллапенну. Услышав громкий голос отца, она очень испугалась. Чемпанкунджу пришлось кричать пять или шесть раз, прежде чем Панджами откликнулась на зов и возвратилась домой.

Хотя Паппикунджу просила мужа не бить провинившуюся девочку, Чемпанкунджу ее не послушал и раза два стукнул Панджами: не столько по злобе на нее, сколько на соседей, которые натравливали маленькую падчерицу на добрую мачеху.

Панджами громко заплакала и принялась звать свою умершую мать. Ее крики, ее отчаянное обращение к покойной услышали соседи, и сердца их содрогнулись. Прибежала Наллапенну и вырвала девочку из рук отца. Вне себя от возмущения, она обратилась к Паппикунджу:

— Что это значит, женщина? Или ты допустишь, чтобы у тебя на глазах забили насмерть беззащитную сироту?

Паппикунджу возразила:

— Ее надо учить, она совсем испортилась.

Паппикунджу говорит про Панджами, но в словах ее — ненависть к соседям.

— С каких это пор она испортилась? — спросила Наллапенну и, обращаясь к Чемпанкунджу, добавила:

— Послушать твою жену, так и впрямь подумаешь, девочку следовало бы убить!

Паппикунджу вспыхнула. Она закричала:

— Тебе-то какое до всего этого дело?

— А вот какое: Чакки, женщина, помогавшая своему мужу наживать добро, которым теперь пользуешься ты, умирая, завещала эту девочку мне, велела о ней заботиться.

Слова о нажитом Чакки добре, которым будто бы теперь она, Паппикунджу, пользуется, уязвили гордость женщины из рода арейенов. Она сказала:

— Будь осторожнее в словах. Ты разговариваешь с Паппикунджу, которая была женой валаккарана Канданкорана в Палликкуннатту.

Наллапенну отрезала, словно хлестнула по лицу:

— А теперь ты всего-навсего жена Чемпанкунджу! И ешь хлеб Чакки. Лучше бы молчала!

Во время этих пререканий Чемпанкунджу стоял и не знал, что ему делать.

— Тебе-то какое до всего этого дело, еще раз спрашиваю я! — вне себя от обиды и гнева крикнула Паппикунджу. — Чемпанкунджу — твой родственник? Убирайся отсюда!

Дрожа от ярости, начала кричать и Наллапенну. Да, она имеет право вмешаться! До сих пор у Чемпанкунджу не было тайн от их семьи. Чемпанкунджу — друг детства ее мужа. Сколько раз ходили они вместе в море добывать насущный хлеб для своих детей. Наллапенну любит своего мужа, и его друзья — это и ее друзья. И она не только имеет право, но и должна вмешаться. С того самого дня, как Чакки переступила порог этой хижины, выйдя замуж за Чемпанкунджу, Наллапенну с ней подружилась. Много лет прожили они рядом, стена к стене, в мире и согласии. Правда, случались небольшие размолвки, но это не мешало им любить друг друга. Вот поэтому-то Чакки, умирая, и завещала ей Панджами. Детей Чемпанкунджу и Чакки она любила, как своих собственных. С самого дня их рождения Карутамма и Панджами были для нее как родные дочери.

— Только я не вынашивала их в моем чреве — вот и вся разница. В остальном — они мои дети. Я имею право здесь говорить!

Обратившись к Чемпанкунджу, она сказала:

— Брат Чемпанкунджу! Если ты не уймешь эту ведьму, я возьму Панджами к себе. А тебе поделом! Хорошую жену ты не берег, свел ее в могилу. Ты жадный. И старшую дочь сбыл с рук, выдав замуж неизвестно за кого. У тебя никого не осталось, кроме Панджами, но и ее ты рад сжить со свету ради этой злой женщины! В конце концов… Нет, я больше ничего не скажу!

Но ярость Наллапенну еще не была утолена. Снова набросилась она на Паппикунджу:

— У нас на берегу нет такого позорного обычая — овдовев, выходить замуж во второй раз! Это позволено только у вас, в вашем Палликкуннатту!

Паппикунджу не перекричать Наллапенну: слишком у Наллапенну длинный язык и зычный голос. Не способен на это и Чемпанкунджу. Когда гнев Наллапенну начал понемногу затихать, она обратилась к Панджами:

— Пойдем, моя девочка!

Чемпанкунджу совсем растерялся: чужая женщина уводит его дочку!

Панджами ушла вместе с Наллапенну.

Никогда за всю ее жизнь Паппикунджу не приходилось выслушивать столько оскорблений, сколько она наслушалась сегодня. Чего-чего только не наговорила эта злая соседка, — кажется, больше нечего и добавлять! Полная горести и гнева, она спросила Чемпанкунджу:

— Не для того ли ты меня сюда привез, чтобы я подвергалась таким оскорблениям! Я — женщина, которую всегда все уважали!

Чемпанкунджу не нашелся, что ответить. Паппикунджу продолжала:

— Никогда еще не осмеливались простые рыбачки на меня кричать. Я родилась в семье арейена общины Паннани!

Чемпанкунджу попытался ее утешить:

— Здешние женщины очень грубые; все они здесь такие…

— Но как ты мог допустить, чтобы меня так оскорбляли?

— А что я мог поделать?

— Подумать только! После жизни в почете, замужем за человеком, которого все уважали, и вдруг… Горькая моя участь! — Она заплакала.

Чемпанкунджу должен отвечать за оскорбления, какие дерзкая соседка нанесла его жене! Справедливо ли это? Гнев Паппикунджу обратился на Панджами:

— Хороша у тебя дочь! Стоило этой злой женщине ее кликнуть, как она ушла от родного отца!

Чемпанкунджу хочется хоть сколько-нибудь оправдать поступок Панджами:

— Эта женщина воспитывала обеих моих дочерей…

— Ах, вот как? Нечего сказать, хорошо воспитала! И эту девчонку испортит, как и ее старшую сестру!

Теперь наступил черед Паппикунджу дать волю своей ярости. Ее слова больно задели Чемпанкунджу. Да, правда! Старшей дочери он уже лишился. Потеряет и младшую!

Паппикунджу уже не могла остановиться: пусть ее хоть убьют, но она выскажет все до конца!

— Да! И младшая сестра пойдет по стопам старшей! Так же будет слоняться по берегу, пока ее не купит какой-нибудь мусульманин…

Страшная догадка вспыхнула при последних словах в мозгу Чемпанкунджу. Ему незачем спрашивать, на что намекает Паппикунджу: «Его дочь купит какой-нибудь мусульманин!»

Да, теперь ему все понятно! Вот почему они обе — Чакки и Карутамма — так настаивали на возвращении денег молодому торговцу! В