Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

«Великий Боже! — вырвалось у меня будто бы в гневе. — Оставьте, оставьте скорее этот угрожающий тон. Чего вам бояться, ведь вы уже завоевали мое сердце? Мало вам разве моей любви? Ее цепи намного прочнее оков инквизиции, так что доверьтесь этому сладостному чувству, ведь я сгораю от любви к вам».

Когда я выходила из комнаты, дон Криспо упивался любовными грезами, так что задуманное мной удалось на славу. Не успела я войти в камеру, как шпионка набросилась на меня со своими вопросами; сославшись на усталость, я быстренько от нее отделалась и притворилась спящей...

В назначенный час в двери камеры постучали. Уповая на мою счастливую звезду, я пошла вслед за лакеем. Я твердо решила избавить себя от домогательств дона Криспо, хотя он на вполне законных, вернее беззаконных, основаниях мог даровать мне свободу; возвращаться обратно в камеру мне, разумеется, тоже не хотелось.

«Мой господин уже выехал, — шепнул мне на ухо лакей, посланный за мной доном Криспо, — мы с вами поедем в этой карете; пока мы не доберемся до загородного дома его сиятельства, я своей жизнью за вас отвечаю».

Я промолчала. Мы разместились в карете, и менее чем через два часа тройка великолепных мулов доставила нас в деревню, удаленную более чем на шесть льё от Мадрида. Несмотря на непроницаемую тьму, я старалась запомнить местность, примыкающую к дому дона Криспо. Вскоре вы поймете, зачем мне понадобились эти предосторожности.

Монах, не находя себе места от любви и нетерпения, поджидал меня в салоне, обставленном довольно-таки изящно. Одеться дон Криспо предпочел на манер французских дворян, отдыхающих в деревне, что делало его еще крупнее и ужаснее.

«Довольна ли ты? — задал вопрос дон Криспо, подбегая ко мне, с тем чтобы заключить в свои объятия. — Когда же я, наконец, получу награду за все свои труды?»

«Ах! — живо отвечала ему я. — Вы заставляете меня поспешить с изъявлениями благодарности. Я теряю голову от любви, ничего не могу с собой поделать; как отказать такому славному кавалеру?»

Потом, чтобы выиграть время, я попросила дона Криспо показать мне дом. Слуги зажгли около сотни свечей, и при их свете мы прогуливались по комнатам. Наконец, мы вошли в очаровательные покои, обставленные со всеми причудами сладострастия: бесчисленные зеркала до бесконечности повторяли и умножали позы влюбленных, а мягкие как пух кушетки в любую минуту могли превратиться в любовное ложе. Дон Криспо, похоже, начал забывать о своих прежних чувствах и возвращался к привычной для него грубости. Сжимая меня в объятиях, он заявил, что никуда не пойдет до тех пор, пока я делом не докажу истинность недавних признаний; руки развратника, между тем, ощупывали мое тело...

«Остановитесь, — сказала ему я, проворно выскользнув из бесцеремонных объятий, — как видно, вам совсем незнакомы изысканные наслаждения; что ж, придется научить вас этому искусству; удовольствия, растянутые во времени, как правило, доставляют нам острейшие наслаждения, ожидание любовных утех восхитительно. К чему нам эти изобретения тщеславной роскоши? Нам хватит и простой кровати».

Мой непослушный ученик, к прискорбию, оказался крайне невосприимчив к подобным рассуждениям. Слабо понимая мои слова, он обнимал меня все сильнее и сильнее.

«Сделай хотя бы то же самое, что и при первом нашем свидании, — сказал мне он, — не лишай меня, пожалуйста, долгожданного удовольствия. Леонора, пойми, я должен получить наслаждение, иначе мне не успокоиться. Покажи мне свои прелести, о, как я возбудился, когда впервые их увидел! Взглянуть на них хотя бы еще один раз, покрыть поцелуями, и тогда я, быть может, несколько угомонившись, вновь обрету спокойствие духа, чего ты так горячо желаешь».

«Какое странное предположение! — отвечала я. — Как? Вы будете наслаждаться за мой счет? Вы хотите, чтобы я вам уступила? Но тогда вся радость выпадет лишь на вашу долю. Ах! Я вижу, что ради меня вы готовы пожертвовать многим; бежим, бежим из этой роковой комнаты; мне, конечно же, лестно здесь вам отдаться, но мне хотелось бы получить удовольствие от свидания с вами».

С этими словами я скрылась в соседнюю комнату; дон Криспо побежал следом за мной...

Смущенный дон Криспо едва сдерживался, однако по-прежнему корчил из себя галантного любовника; физиономия инквизитора дышала примитивной похотью, с которой безуспешно боролись те чувства, что я успела недавно ему внушить, — иначе говоря, дон Криспо пребывал в крайней нерешительности, не сознавая более, что он делает и что говорит. Между тем мы спустились в гостиную, где был сервирован ужин.

«Пора бы и перекусить, — сказала ему я, когда мы подошли к столу, — удовольствие от еды позволит вам несколько остыть и, к тому же, придаст пикантность нашим вечерним наслаждениям».

Распалившийся дон Криспо явно не желал отказываться от своих первоначальных замыслов; я не знала, как мне от него отделаться, от его щипков и объятий я почувствовала себя дурно. Наконец, мне удалось увернуться от хозяина дома и занять место за столом. Дон Криспо вынужден был сесть рядом со мной. За окном стояла страшная жара. Гостиная, где был сервирован ужин, представляла собой чудесную комнату, расположенную на одном уровне с садом; лакеи подали сразу все блюда, чтобы не мешать нашей беседе.

Дон Криспо предложил отужинать нагишом; не приученный к изысканным удовольствиям галантной любви, преподобный отец-инквизитор, очевидно, тяготел к привычному для него грубому разврату; с немалыми усилиями мне удалось отклонить это непристойное предложение, которое, кстати говоря, вносило путаницу в мои планы. Я отказалась снять одежду, сославшись на то, что боюсь простудиться...

«Ладно! Обнажи, по крайней мере, грудъ, да, да грудъ».

Тут я была вынуждена подчиниться; между прочим, дон Криспо ранее уже видел мою грудь обнаженной, я имею в виду первый допрос, когда он силой заставил меня раздеться, так что я могла показать ему мою грудь без особого для себя урона: в некоторых случаях лучше пожертвовать малым, нежели потерять все. Роль мне в тот вечер пришлось сыграть чрезвычайно трудную; я должна была распалять дона Криспо и, одновременно, стараться вести себя так, чтобы он не преступал границ пристойности. Стоило монаху добиться первых скромных успехов, и я уже не могла сбросить с моих плеч его нетерпеливые руки. Наглый бесстыдник, к моему великому сожалению, не извлек для себя ничего полезного из наших бесед — напрасно я хотела приучить его к деликатному обхождению с дамами. Невзирая на мое сопротивление, дон Криспо сбросил с себя одежду; приблизившись ко