Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло

Саран моя, ты была так мне верна! Мы же из-за ерунды, из-за глупого, ложного самолюбия отдалились друг от друга, едва не потеряли прекрасное наше чувство. Мучились, бредили друг другом, один не ведал истинных побуждений другого.

«Я люблю тебя, моя Саран, но и во сне не мог я себе представить, как ты меня однажды обрадуешь. У меня ость сын, я — отец, счастливейший человек в мире!» Я крепко зажал в кулаке письмо — залог всего самого прекрасного, что только есть на земле. Поднял глаза к солнцу, его руки-лучи простерлись ко мне, обняли… «Саран моя! Ты стала моим солнцем! Я верен тебе, где бы ты сейчас ни была».

Перевод А. Кудряшова.

ДАШДОРЖИЙН НАВААНСУРЭН

Дашдоржийн Наваансурэн — поэт, прозаик, драматург, журналист, детский писатель. Родился в 1922 году в Мандал сомоне Селенгинского аймака в семье скотовода. Учился в сельскохозяйственном техникуме. Окончил высшую партийную школу. В литературу вступил в 1954 году. Писал стихи, детские песни, одноактные пьесы, рассказы. Известны сборник писателя «Сюда, ребятня!», пьеса «Степной огонь», повести «Весна», «Наша ячейка», историко-революционный роман «Минжийн Хангай» (1972). В 1980 году выступил как публицист по экологической проблеме.

В произведениях писателя нашли отражение самые разнообразные проблемы современной жизни Монголии, историческая и бытовая тематика. Повесть «Тайна горы» (1975) создана в приключенческом жанре.

ТАЙНА ГОРЫ

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ

Ко мне медленно возвращается сознание. Легкий ветерок холодит лицо. Дышать становится легче. Где же это я лежу? Что так сильно давит мне на лоб? Вот чьи-то ледяные когти внезапно срывают эту тяжесть… Фу-у… На мгновение становится легче, и слова что-то мокрое, холодное и тяжелое сдавило голову… Душно!.. Куда пропал воздух?.. Наконец-то могу вздохнуть свободнее, но тело будто налилось свинцом, ни рукой, ни ногой не двинуть. Словно связали меня и бросили в безлюдной степи. Чу, слышу шаги — одни легкие, другие грузные. Да снимите же кто-нибудь с меня эту тяжесть, она продавит мне лоб! Ой, кто это руку царапает? То ли шершавым языком лижет, то ли кусается, то ли жалит… Нет, не очень больно. А вот словно паровоз загудел. Топот шагов… То ближе, то дальше. Похоже, каблучки-шпильки…

…Нет, здесь не степь и я не один. Я лежу в комнате, вокруг толпятся люди. Кто-то, шаркая, подошел, освободил от гнета лоб и тут же придавил снова. Понимаю, это сменили лед. В горле пересохло. Хочу крикнуть и не могу. Шепот. Гулкие, невнятные голоса. Вслушиваюсь, пытаюсь разобраться…

«Сделайте укол». И верно, чувствую — укололи. Пытаюсь открыть глаза — и тут же белая вспышка ударила, ослепила. Снова погружаюсь во тьму и безмолвие и, подождав, опять приоткрываю глаза. Белый туман надо мной медленно превращается в потолок. Плывут очертания людей в белом. Да, я в больнице. Блуждающий взгляд мой находит знакомое лицо — жена. Вот она, моя Дулма, самый дорогой для меня человек, стоит с глазами, полными слез. Подходит, проводит рукой по моим волосам и улыбается, вытирает слезы…

Ее улыбка знакома мне с первой нашей встречи. Это было четверть века назад, в клубе. Именно тогда улыбка бойкой девушки-смуглянки зажгла в моем сердце вечный огонь, она поддерживала меня все эти годы. Дулма всегда улыбалась мне, и это давало душе моей радость и бодрость, а телу — новые силы. Рядом с ласково улыбающейся женой я всегда покоен и счастлив. В семье растут любимые нами дети. Эта улыбка снимает усталость и прогоняет грусть. Вот и сейчас… Но что же это я? Из-за меня льет Дулма горькие слезы.

Давно ли она здесь мается? И долго ли я валяюсь? Какое сегодня число?.. Мне стало совсем худо, кажется, десятого августа. Внезапно на собрании почувствовал себя плохо, зарябило в глазах, во рту появился металлический привкус, потом привкус крови. Стиснул зубы и еле досидел до конца. Качаясь, как пьяный, ввалился в дом. Дети уже спали, Дулма улыбнулась навстречу:

— Что так поздно, отец? Сядь, поешь. Еда на плите, чай в термосе. Да на тебе лица нет! Давай я сама все подам.

Не в силах промолвить ни слова, я помотал головой. Сидел, ожидая, когда хоть немного отпустит. Но стало еще хуже. Я как-то весь обмяк. Дулма растерялась, не знала, за что схватиться. Тут перед глазами у меня все поплыло…

Что было дальше — не представляю. Сколько же прошло времени? Дулма поит меня с ложечки. Глаза опухли от слез — смотреть на нее жалко. Хочу поблагодарить жену улыбкой, но вместо улыбки получается какая-то гримаса.

Мне стало чуть лучше, люди в халатах отошли. Дулма подсела ближе, стала массировать мне руку, сжимать и разжимать пальцы. Я ответил ей слабым пожатием.

Я вообразил было, что лежу в областной больнице. Оказывается, нет. На следующее же утро после приступа санитарным самолетом меня доставили в городскую клинику. Дети остались с бабушкой. Дулма улыбается своей милой улыбкой.

— Врач запретил утомлять тебя долгими разговорами. Отдохни немного, отец. Я побуду рядом.

Я и вправду очень устал. Закрыл глаза…

Опасаясь повторного кровотечения, медики заставили меня пролежать без движения трое суток. Какие только исследования они не проводят! Не хочется ни пить, ни есть. Сна нет, а чуть задремлю — мучают разные кошмары. И засыпать-то страшно.

Пошли четвертые сутки. Ни нянек, ни медсестер не слыхать, но моя Дулма постоянно рядом, ухаживает за мной. Она очень устала, сколько уже ночей без сна. Притулилась около меня. Кладу руку ей на плечо, глажу шелковистые черные волосы, она закрывает глаза и дремлет. Лежу неподвижно, задумавшись.

…После фильма вышел из клуба. Зрители уже разошлись, и лишь в свете фонаря у ворот ограды темнела фигура девушки в бобровой шапке, надетой набекрень и заколотой жемчужной брошью. Только я поравнялся с ней, девушка шагнула навстречу:

— Будьте добры, проводите меня, пожалуйста.

«Наверняка боится идти одна в темноте», — подумал я.

— Вы где живете?

— На пятой улице, — ответила девушка.

Мы двинулись в сторону ее дома. Она взяла меня под руку, и мы зашагали в ногу. «Бедовая, однако, девчонка», — подумал я. Вскоре мы подошли к широким свежевыкрашенным воротам.

— Мы живем здесь, — сказала девушка. — Зайдите на минутку.

«А она, оказывается, и вежлива, и приветлива. Ну, что ж, до дому проводил, по дороге не приставал, вот и обрадовалась», — решил я. Стал отнекиваться, но девушка потянула меня в дом.

Она, видно, не замужем. Мы вошли в первую комнату. В ней было уютно. Девушка придвинула стул, пригласила сесть.