Зимняя смерть в пионерском галстуке. Предыстория - Эльвира Владимировна Смелик

– Ну-у, – задумчиво протянул Павел и тоже привалился, только спиной к стене, не вложил руки в карманы своих джинсов, но зацепился за их края большими пальцами, повернул голову, чтобы видеть собеседника, произнес: – Совсем отрываться, думаю, все-таки не стоит. Коллектив, Илья, в целом вещь полезная. Особенно когда нужно совершить что-то грандиозное. Но и сливаться с толпой, согласен, тоже не дело. Поэтому, что «плохо» и «нельзя», точно не скажу. Тут я на твоей стороне, – заявил уверенно, затем, отведя взгляд, добавил немного глуше: – Да я и сам такой. Лучше буду один, чем абы с кем. – И замолчал.

Илья почувствовал, теперь его очередь что-то сказать. И будто бы даже не захотелось, а именно должен.

Их мысли действительно сходились, а это случалось не часто. Ведь обычно взрослые, да и не только взрослые, даже если считали иначе, вслух все равно говорили то, что положено, что надо и как правильно.

Но он так ничего и не сказал – привык отмалчиваться. Все равно же мало кто слушал и еще реже менял мнение, если уже заранее решил, даже убедившись, что ошибался.

Зато Павел продолжил:

– А знаешь, я ведь тоже без отца рос. Только я и мама. Ну и бабушка с дедом. Но они далеко жили, мы у них редко бывали. Раз в год в лучшем случае, не чаще. Поэтому я прекрасно представляю, как это. Когда у остальных полные семьи и один ты не такой. Все: «Папа то, папа это. Научил, обещал, подарил, купил. Завтра мы с ним туда пойдем, а летом вообще поедем». Только мне сказать нечего. Даже имя и фамилию назвать не мог. До тринадцати просто представления не имел, кто он.

Илья слушал, разглядывая линии на полу.

– А после тринадцати? – спросил. – Познакомились?

– Можно сказать, да, – охотно отозвался Павел. – Поговорили даже. – Легко поймал направленный на него взгляд, словно подцепил на крючок душевности и откровенности, поделился доверительно: – Я его к нам в гости позвал. Он пообещал, что придет, только не прямо сейчас, а потом. Адрес записал и телефон. Но не пришел. Сказал, что некогда было, дела и вообще…

Илья оттолкнулся локтем от косяка, встал прямо, качнулся с пятки на носок и обратно.

– А мой приходит, – выдал невозмутимо и весьма бодренько. – Сам. И звать не надо. Когда зарплату и бабушкину пенсию пропьет. Чтобы деньги занять. Он сто раз к нам назад просился, типа сначала начать. Обещал, что завяжет, если мама его пустит. Она один раз поверила, а он, пока нас дома не было, ее швейную машинку вынес и продал. – Затем без пауз и всяких переходов произнес: – Я пойду, я обещал. – Захлопнул дверь и, опять засунув руку в карман, двинул в сторону лестницы.

Глава 19

Димка проснулся даже раньше, чем планировал. В комнате было темно, но зимой же всегда светало поздно. Он закрыл глаза, попытался заснуть, но нет, не спалось.

Глаза сами распахивались, и в кровати не лежалось, словно неведомая сила наполняла и подталкивала. И дело вовсе не в раздувшемся мочевом пузыре.

Хотя первым делом Димка все-таки добежал до туалета. Сушившиеся на батарее после большой стирки тапочки он доставать и надевать не стал, несмотря на то, что пол, особенно в санузле, плиточный, холодил босые ступни. Но это оказалось даже приятным и взбодрило только сильнее.

Вернувшись в комнату, Димка остановился в самом центре и зычно гаркнул:

– Ребзя, подъем!

Пацаны проснулись, возможно, и в соседних комнатах тоже, ошалело вылупили на него глаза.

– Димон, ты чего? – простонал Жека и засунул голову под подушку.

– Забыли, да?

До Сарафанова дошло моментально, он широко улыбнулся, радостно подскочил, тоже потрусил в туалет.

– А-а… ну-у… – протянул Жека, отпихивая подушку в сторону, и тоже принялся подниматься, правда, медленно и без особой охоты.

Поспать он всегда любил, и особенно по утрам, но договорились же.

Оказавшись в коридоре, мальчишки в первую очередь включили свет. Тот залил пространство – яркий, теплый. Ну чем не солнышко?

Храмов объявился в последний момент, когда остальные уже решили, что обойдутся без него. Димка вообще посчитал, что так даже лучше, и досадливо поморщился, увидев, как тот вышел и двинулся к ним.

– Вы ту сторону будите, мы эту, – размахивая руками, распорядился торопливо и, пока Илья не прочухался, первым рванул к двери напротив. Не стучась, распахнул ее, решительно нырнул в темноту, даже не прокричал, а почти пропел, подражая тысячу раз слышанной в лагерях мелодии горна: – Вставай! Вставай! Зарядку начинай!

Девчонки зашевелились, тихонько промычали хором что-то крайне неразборчивое, но недовольное.

– Бармута, совсем офигел? – сердито пробормотала Таня, приподняв голову.

– Вставай, Танюха! – задорно повторил Димка, не удержавшись, закончил известной присказкой: – Подъем! Подъем! Кто спит, того убьем!

– Ну-ну, – зловеще прошелестела Каширина, но Бармута уже смылся, помчался в следующую комнату, увидев в разбавленном лившимся из коридора электрическим сиянием полумраке, как Света Курдюмова, пусть и продолжая кутаться, села в кровати, спустила на пол ноги.

Таня тоже увидела, фыркнула, вывела саркастично:

– Ну кто б сомневался! Наша Светочка-пионерочка всегда готова.

Курдюмова, как обычно, проигнорировала, а Майя тоже чуть-чуть приподнялась и поинтересовалась, лениво зевая:

– Какая еще зарядка?

– Обычная, утренняя, – раздалось в ответ, и она, мгновенно узнав голос, опять торопливо юркнула под одеяло.

Каширина тоже узнала, еще и разглядела.

– О-о-о! – ухмыляясь, протянула многозначительно. – А вот и прекрасный принц пожаловал. Будить поцелуем свою спящую красавицу. – Потом проворковала нежным сладеньким голоском: – Илюшенька, ты не стесняйся, не стесняйся. Мы с Курдюмовой отвернемся, не станем подсматривать.

– Танюх, захлопнись, – посоветовала подруге Майя, но без злости, без угрозы, скорее смущенно, потому как параллельно в голове вертелось: «А что? Почему бы и нет? Ну, если чисто представить. Чего такого?»

Димка в это время носился по комнатам, чувствуя какой-то особый подъем. О том, что пришлось встать пораньше, он ни капли не жалел. Энергия переполняла, не позволяла остановиться, и всё получалось.

А ведь поначалу он очень даже сомневался, что удастся вытащить хоть кого-то без угроз, без подкупа, без долгих упрашиваний. Но его настрой легко передавался остальным, словно и правда самая обычная зарядка вовсе не скукота и обязаловка, а прикол, игра и вообще что-то совершенно необычное, раньше не опробованное.

Димке очень нравилось происходящее: и собственный душевный подъем, и непривычная веселая суета с утра вместо унылого полусонного шевеления, и что творец всего этого именно он. Но, наверное, больше всего ему нравилось наблюдать, как другие выполняли