Мифы Грюндхайма - Денис Нивакшонов

трение влажных листьев. Но постепенно звук нарастал, сливаясь в подобие шёпота. Не одного голоса, а тысяч, миллионов голосов, ползающих, лижущих, скребущих что-то изнутри его собственного черепа. В них не было слов, лишь однообразный, безумный посыл: бесформенность, распад, тишина, пустота…

«…zerreißen… auslaufen… leersein…»

Он зажмурился, тряся головой, пытаясь прогнать кошмарный хор. Но шёпот не стихал, он исходил отовсюду: от стен, от пола, от самого воздуха.

Дрожащей рукой Эрих нащупал фонарь, стукнул по нему. Луч света, слабый и прерывистый, дрогнул в темноте.

Он лежал не в каменном подвале. Он провалился куда-то глубже. Значительно глубже.

Свет выхватил из мрака стены. Они были не из камня или земли. Они были живыми. Пульсирующая, блестящая слизью плоть, пронизанная тёмными, толстыми жилами и усеянная белёсыми, слепыми наростами, похожими на грибы. Пол под ним был мягким, влажным ковром из той же плоти, покрытым тонкой плёнкой едкой слизи. В воздухе плавали споры, светящиеся тем же медово-больным светом, что и странный камень.

А в нескольких шагах от него, прислонённый к стене, сидел… кто-то. Фигура в форме вермахта. Его лицо было обращено к Эриху, но на месте глаз, носа и рта оплывала и стекала вниз бесформенная масса плоти, словно воск от свечи. Из этой массы на Эриха смотрели десятки крошечных, бритвенно-острых зубов. По опознавательным знакам он понял. Пропавший неделю назад патруль.

Из тени за фигурой что-то зашевелилось. Нечто большое, бесформенное, состоящее из той же слизи и ползучей когтистой плоти, медленно поползло в его сторону. Оно не имело рта, но шёпот в голове Эриха стал невыносимым, зовущим, ласковым и отвратительным.

«…kommen… heimkommen… zu Mutter kommen…»

Сверху ещё сыпалась земля. Лаз, через который он провалился, был почти завален. Обратного пути не было.

Перед ним, вглубь этой живой, пульсирующей плоти, уходил туннель. Тёмный, влажный, испускающий тот самый шёпот безумия.

С криком ужаса, в котором не было ничего человеческого, Эрих Вольф, учитель из Кёльна, пополз прочь от существа, вглубь туннеля. Вглубь Под-Слоя. Вглубь Грюндхайма.

Его единственным спутником в этом аду был тёплый, пульсирующий камень, который он, сам не зная почему, сжал в своей окровавленной ладони.

* * *

Туннель сжимался вокруг него, как пищевод гигантского зверя. Эрих полз, не разбирая дороги, движимый слепым животным инстинктом бегства. Его раненная нога волочилась по влажной, податливой поверхности, оставляя за собой кровавый след, который мгновенно впитывался и исчезал, словно плоть лизнула рану.

Воздух был густым и обжигающе едким. Дышать было почти невозможно. Каждый вдох обжигал лёгкие той самой химической вонью, смешанной с запахом разложения. Фонарь в дрожащей руке выхватывал из мрака кошмарные видения.

Стены были живыми. Они дышали, медленно и ритмично пульсируя. Иногда на их поверхности вздувались и лопались пузыри, выпуская облачко зловонного пара. Из трещин в этой живой плоти сочилась липкая, маслянистая слизь, которая капала на него, прилипая к униформе и коже, вызывая лёгкое, но отвратительное жжение.

И повсюду был Шёпот.

Он уже не был просто звуком. Он стал физическим ощущением, вибрацией, которая проходила сквозь плоть туннеля и отдавалась в костях. Это был гулкий, бессмысленный зов, в котором тонули обрывки знакомых слов, искажённых до неузнаваемости.

«…fliessen… zerfliessen… нет формы… нет кожи… только… пустота…»

Эрих зажмурился, пытаясь сосредоточиться на боли в ноге, на чём-то реальном и человеческом. Он вспомнил свою классную комнату в Кёльне, солнечный свет в окне, лица учеников. Но воспоминания расплывались, как чернила на мокрой бумаге, вытесняемые навязчивым, ползучим шепотом.

«…учитель… чему учишь?… форме?…иллюзия… порядок… ложь… всё течёт… всё распадается… посмотри…»

Он упёрся во что-то мягкое. Фонарь дрогнул. Впереди был тупик. Но не земляной, а из плоти. Стена из того же пульсирующего материала, но на ней зияло несколько отверстий, похожих на гигантские соты. Из них сочилась та же слизь, и исходил самый сильный шёпот.

Эрих почувствовал приступ паники. Он повернулся, чтобы ползти назад, и луч света скользнул по стене рядом с ним.

И он увидел лицо.

Оно было вплавлено в плоть стены, как изюмина в тесте. Распухшее, обвисшее, но узнаваемо человеческое. Глаза были закрыты, рот приоткрыт в беззвучном крике. На щеке и лбу росли те же слепые, белесые грибовидные наросты. Это был кто-то из местных, колонист. Его одежда превратилась в лохмотья, вросшие в плоть стены.

Эрих отшатнулся, ударившись головой о противоположную стену. Она мягко подалась.

Шёпот стал настойчивее, почти ласковым.

«…не бойся… всё становится единым… всё возвращается к Schleim-Mutter… нет больше боли… нет одиночества… только единство… покой…»

Из отверстий в тупиковой стене что-то стало медленно вытекать. Это не была просто слизь. Это была плотная, мутная субстанция, в которой плавали крошечные, светящиеся точки. Она медленно наползала на него, и Эриху почудилось, что в её мутной глубине шевелятся десятки крошечных, недоразвитых конечностей.

Он был в ловушке.

В отчаянии уперевшись спиной в стену, сжав в кармане тот самый тёплый, пульсирующий камень. Его тепло, прежде отвратительное, теперь казалось единственной реальной и твёрдой вещью в этом мире бесформенной плоти. Оно жгло ладонь, но странным образом приглушало шёпот, создавая вокруг небольшое пространство тишины в этом бредовом хоре.

Камень был ключом. Не к спасению, а к чему-то иному. Он был частью этого места, но и противостоял ему. Проводник и защита одновременно.

Сверху, сквозь толщу плоти и земли, донёсся приглушённый, далёкий грохот. Ещё одна бомба? Или обвал? Потолок туннеля снова закапал слизью.

И тогда Эрих заметил, что одна из «сот» в стене-тупике, та, что справа, была чуть шире других. И из неё не сочилась слизь. Оттуда тянуло потоком холодного, спёртого воздуха, пахнущего старой пылью и камнем.

Это был не природный разлом. Свет фонаря, пробиваясь вглубь, выхватив грубые следы кирки на твёрдой породе. Это был рукотворный ход, пробитый много лет назад, а потом… поглощённый, втянутый живой тканью Под-Слоя.

Не раздумывая, отталкиваясь от наползающей слизистой массы, Эрих вполз в это отверстие. Оно было узким, его рваная униформа цеплялась за острые выступы камня. Но через несколько метров туннель расширился.

Он выкатился на твёрдый, пыльный пол и замер, отчаянно хватая ртом воздух, в котором, о чудо, почти не было слышно смрада.

Он был в другой пещере. Не природной и не состоящей из плоти. Стены были сложены из грубого, тёмного камня. Это было рукотворное сооружение, очень древнее. Воздух здесь был сухим и холодным.

Эрих поднял фонарь, дрожа от облегчения и остаточного ужаса. Луч света поплыл по стенам, и его обуял новый, леденящий страх.

Стены были покрыты росписями.

Но это были