Темная жатва - Норман Партридж

Это отвратительно, на самом деле. Ужасно приходить на поиски себя в место, когда-то знакомое, и понять, что оно обернулось в такое место. И тебя не столько беспокоят разрушения, либо пренебрежительное отношение к этому месту. Ничто из этого не может порезать твои внутренности после того, как ты пережил то же, что пережил Джим Шепард. Но здесь есть иные вещи, вещи намного более ужасные, чем вонь от пустых бутылок и сигарет, выкуренных до фильтра.

Эти вещи можно пропустить, их можно игнорировать.

Они также очевидны, как росписи на стенах спальни Джима.

Все место заполняет графити, какое-то нарисовано краской, какое-то - ручкой, какое-то - маркером. Просто слова, ничего больше, но для Зубастого Джека они значат больше, чем просто слова, потому что желтый свет, что пробивается из его головы освещает моменты, в которые эти слова были нанесены на стену, и руки, чьим творением является каждая надпись.

Входная дверь в гостиной не сдвигается ни на дюйм, но Зубастый Джек слышит, как холодной ноябрьской ночью она распахивается, когда кто-то вскрывает замок. Смех пьяных качков эхом разносится по пустому коридору, а в дверь спальни просачивается стайка теней. Президент клуба Леттермана открывает пиво и поднимает бутылку, чествуя самого злобного котяру, что подорвал квартал. Спортсмены ревут в знак одобрения, чокаясь бутылками, а баллончик с краской, украденный из "Скобяных товаров Мерфи", с шипением выводит по центру стены два огромных черных слова: ШЕПАРД РУЛИТ!

За этим звуком слышен писк маркерa посреди летней ночи: ДЖИМ - КОРОЛЬ 62-го! Прописано по стене черными буквами, написано одиночкой, который потратил свой недельный заработок на джинсовую куртку, точно такую же, которую Джим носил в ночь, когда победил в Гоне. И там еще один пацан, стоит рядом с ним – с обнаженной спиной в эту августовскую ночь, одетый только в джинсы. И он не может поверить, что пишет: ШАГНИ ЗА ЧЕРТУ!!! на этой стене, пока его девчонка лежит голая на матрасе за ним, в полудреме размышляя о вещах, которые она только что делала в комнате, где когда-то спал Джим.

Эта девчонка не может скрывать своих чувств – ее парень с тем же успехом может быть просто тенью, пока она спит свой сон... и вскоре он ею и становится. Пышное кукурузное поле заслоняет его лицо, слова: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КУКУРУЗНЫЙ ПОЧАТОК, НИГДЕ! пробиваются сквозь зелень, как темные сорняки. По кукурузному полю идет тыквоголовый маньяк с ножом, и если бы эта голая девушка увидела его, она бы закричала во все горло. Но к тому времени, когда наступает этот особенный сентябрьский вечер, ее уже давно нет в живых - Зубастый Джек прокладывает путь к творческому ребенку, который так чертовски напуган, что едва может набраться смелости, чтобы нарисовать демоническую сцену, возникшую в его мозгу... ребенку, который всего за секунду сдастся и убежит, оставив на полу свой мел для рисования. И его тыквоголовое творение будет жить там, на стене, пока календарь переворачивает очередную страницу, но мел не продержится долго. Две недели спустя он превратится в пыль под тяжестью тяжелых ботинок, когда злой мальчик с одной рукой в пещерном гипсе напишет на стене послание, призывающее наказать садиста, который раздробил ему запястье одним ударом дубинки. В ПИЗДУ ДЖЕРРИ РИКСА..., буквально будет кричать стена, ...И ТАЧКУ ПОД ЕГО ЖОПОЙ.

Ну и наконец, здесь несколько слов, написанных в назидание, всего пару ночей назад. Восемь слов, которые принадлежат парню с богатым воображением и переизбытком веры:

НА ГЛАВНОЙ ДОРОГЕ

НЕТ ЗНАКОВ "СТОП"

ДЖИМ ШЕПАРД, 62-й

Джим Шепард никогда не произносил этих слов за все семнадцать лет, что он землю топчет, но сейчас их шепчет Зубастый Джек. Они заслоняют его клыкастый рот в опьяняющей ярости и в какой-то момент, он прогибается под их тяжестью... на только на момент.

Он стряхивает тяжесть теней и тяжесть тех, кто призвал их.

Все те незнакомцы, их здесь сейчас нет, но их послания по-прежнему впечатаны в стену.

Джим читает их в тусклом желтом свете, пялится на свое имя, внезапно осознавая, что оно ему больше не принадлежит.

Все верно. Оно больше не его. Джима Шепарда более не существует. Разумеется, он ведь зарыт на кукурузном поле, но, разумеется, сегодня ночью он прохаживается на ногах, свитых из лиан, но от пацана, каким он был ранее, не осталось ни следа. Джим был украден, как и все остальные... украден и направлен на другие цели... до тех пор все, что осталось - это несколько слов выцарапанных на стенах, все эти слова складываются в предложения, которые опьяняют пацанов не хуже, чем тот сладкий яд, что они находят в бутылках, который сносит их.

Вот так все и работает. Со словами, с ядом. Ты выпиваешь эти предложения до дна, и они подначивают мечты, которые держишь внутри, и они зажигают что-то внутри твоего сознания, и когда ты заканчиваешь - у тебя полное брюхо самой опасной жидкости на планете.

Когда ты заканчиваешь, внутри тебя созревает история, в которую ты искренне веришь.

Вот, что нашел Зубастый Джек в спальне Джима Шепарда.

Историю... ИСТОРИЮ... Которая никакого отношения к реальному Джиму Шепарду не имеет, которая даже не правда.

Это ложь. Такая же, как и "Джек и Бобовый стебель", с его гусем, что несет золотые яйца. Такая же, как и про убийцу с крюком вместо руки, который преследует парочки в каждом маленьком городке, о котором ты слышал. Такая же, как и та старая басня про Джорджа Вашингтона, который срубил вишневое дерево или сказки про Дэйви Крокета[4] или Билли Кида, или Мики Мэнтла[5].

Это все ложь.

Зубастый Джек заливается своим наждачным смехом. Взгляни на него: хватит и взгляда, чтобы понять, что от Джима Шепарда ничего не осталось. Есть только неестественный нарост, увенчанный резной кошмарной головой. Но внутри укоренена какая-то часть, которая может сравнить его с человеком. Это переплетение узловатых виноградных лоз, словно созданное для того, чтобы притупить удар косы разъяренного полевода. Это позвоночник, и сейчас он кажется более прочным, чем любой другой, сделанный из костей, крови и мышц.

Сейчас это чувствуется как укрепленная сталь, которая может разбить любое лезвие в мире.

И она разобьет. Зубастый Джек поставил все на это. Он дышит сырой вонью, которая сдобрена корицей, порохом и плавленым воском, разогретом в его пустой голове, и он говорит себе, что скоро это