Темная жатва - Норман Партридж

Снаружи, кричат молодые парни на улицах.

Ты прислушиваешься к этому шуму несколько долгих минут... а затем звуки уносит.

На своем месте ты чувствуешь запахи, которые заносит с задней двери.

Сырая вонь дыма.

Ты проходишь к входной двери церкви, чтобы отворить ее. Мальчишки носятся от главной улицы до Дубовой улицы. В паре миль на север пламя заполонило небо.

Среди ночи воют сирены. Проносится пожарная машина, за ней патрульная машина. Но ты не думаешь о сирене... или о патрульной машине... или об огне.

Ты думаешь о своем сыне, который выбил все чертовы шансы год назад.

Ты чувствуешь это, глубоко внутри, в костях. Ты знаешь, что он приближается. Твой мальчик. Сын, которого ты подвел. Он идет сюда... и явится он скоро. Ты закрываешь глаза и внутренним взором ты его видишь – скрипит тяжелая церковная дверь, подобно выдвижному мосту в замке в старых фильмах ужасов, и сквозь зазор проникает это бесформенное нечто с кукурузных полей. Ты закрываешь глаза, и ты видишь его – маленький мальчик дотягивается до дверной ручки в маленьком домике на три спальни, этот розовощекий ребенок, которого ты когда-то держал в руках самостоятельно впервые выходит в мир.

Все это ты видишь внутренним взором. Своим внутренним взором ты видишь все.

Винтовка в твоих руках весит около тысячи фунтов.

Но тебе удается ее поднять.

Тебе удается ее поднять в очередной раз.

* * *

Так что, вот так обстояли дела с Дэном Шепардом. Да брось – ты как будто удивлен. Так карта легла на стол, если ты живешь в городе, где слово "победа", - это просто вариант слова "поражение".

И так бывает с теми мужчинами, которые беспокоятся о бороздах, оставленных жизнью на их руках, с теми, кому посчастливилось стать отцами сыновей. Дэн Шепард, один в этой церкви с дробовиком полицейского... он один из них. Но есть еще один мужчина, который сидит в кресле в обшарпанной гостиной. На столе перед ним стоит бутылка, а в кулаке крепко зажата телефонная трубка.

На другом конце линии сын Джефа МакКормика. Пит где-то там, во тьме. С тех пор, как он вышел за дверь пару часов назад, с ним многое произошло. Он понял некоторые вещи, и держится он на адреналине и на чем-то еще – на чем-то, что пробивается через телефон подобно электрическим зарядам.

- Так все это правда, - говорит Пит. – Все, что я только что сказал. Ничего из этого, не является ложью.

- Ты должен понять, Пит, - глядя на бутылку на столе, бормочет МакКормик старший. - У меня никогда не было права голоса в чем-либо из этого. Ни у кого из нас. Ни у меня, ни у моего отца, ни у его отца.

- И ни у меня. Я не мог ничего сказать, потому что правды никто не говорил.

- Правда, это не то, что ты здесь получаешь. Может быть ты сейчас это понимаешь. Но я никому не хотел навредить. Ты должен это понять.

- Но ты дал мне это мачете. Ты выпустил меня за дверь.

- Да – oтец Пита глубоко сглатывает, перед тем как произнести эти слова, он по-прежнему пялится на бутылку, но не тянется за ней. - Все, что ты сказал сегодня ранее... Я понимаю, почему ты чувствуешь себя так, но ты не знаешь всей правды. Я сделал кое-какие вещи после смерти твоей матери. Глупые вещи. Алкоголь был одной из этих вещей... но только одной. Все не пошло бы так, если бы я держал все в себе, но в одну ночь я остался в баре. Там был Джерри Рикс и Ральф Джаррет. Я был пьян... зол... Я начал говорить о городе, о том, как все мы здесь живем. Рассказал, что потерял твою мать, что рак ее забрал, но тебя я не собирался отдавать Гону.

- Снова слова.

- Может ты прав. Если бы я был трезв, возможно, у меня бы не хватило духа все это сказать. Но я не был трезв, и поэтому мне пришлось заплатить. Когда я пошел на работу следующим утром, Джо Грант вызвал меня в офис и бортанул меня. Он даже не объяснил почему. Да ему и не требовалось.

- Именно тогда нам стоило загрузить машину. Нам стоило свалить отсюда ко всем чертям.

- Нет... потеря работы была только вершиной айсберга. Такие ребята как Рикс и Джаррет ведут себя гораздо жестче с любым, кто им дает причину. Отобрав у меня работу, они хотели преподать мне урок. Они хотели загнать меня в угол, как остальных. Если бы мы сбежали, они бы нас убили.

- Они нас в любом случае убьют. Я не планирую следующие двадцать лет подыхать понемногу, как это делаешь ты. Если Рикс со своими приятелями прикончит меня, ну что же, нормально. Но я, по крайней, мере сдохну стоя на своих ногах.

Нет. Джефф МакКормик прикусывает эти слова. Разговор выходит из-под контроля, так же как в ту ночь, в баре, и он также зол как Пит, но он борется не со своим сыном. Борьба идет против Рикса, Джаррета и другого парня из Гильдии cборщиков урожая.

Всю свою взрослую жизнь Джефф был в курсе маленьких, грязных секретов города. Он знал это сегодня ночью, когда его сын выходил за дверь, но знание ничего не меняет. Гон докатил до года, в который его мальчишке исполнилось шестнадцать, и Джефф МакКормик с тем же успехом мог просто сказать: Ну, норм, сделаю ставку в слепую. Швырну своего сына в ночь. Если таковы правила, тогда по ним и буду играть. И не важно, что он хотел остановить Пита, когда тот был на пути к двери, потому что как только он толкнет дверь, Джеффу придется отпустить своего мальчика, как и всем остальным в этом проклятом городишке. Вот к чему он пришел – то что он сделал... это не то, что он хотел сделать. И по этой причине, Джефф МакКормик не может вымолвить других слов... слов, которые ты мог бы ждать. Мне жаль. Я не хотел. Если была возможность, я бы все сделал по-другому. Этого было бы недостаточно, когда ты играешь со своей собственной плотью и кровью.

Поэтому Джефф сдержался. У него не было выбора. Еще и потому, что он не хотел