Темная жатва - Норман Партридж

он даже иногда может видеть, как работали те лопаты. И сегодня ночью, он может слышать крики ребятни на улицах, и он вспоминает каково это, когда тебе шестнадцать... или семнадцать... или восемнадцать, и он бегал с ними по улицам. Когда он мог верить в то, что говорят ему люди, и мог гнаться за мечтой, когда сердце билось с такой скоростью, готовое пробить свой путь через ребра и направиться своей дорогой.

И так было тогда. Для Дэна и для всех парней, что он знал. Ты помнишь каково это, потому что ты не особо-то и отличался. Ты тоже мог поверить в то, что говорят тебе люди. Их слова были подобны евангелии, и ты верил им. Ты верил, потому что тебе было шестнадцать... или семнадцать... или восемнадцать. Ты верил, потому что твои мечты только ринулись за Черту, как будто это была кирпичная стена без единой трещины. И ты верил – по большей части – потому что был вынужден верить. Тебе необходимо было верить, что есть кто-то, кто вытащит тебя из этого городка, также как и необходимо было верить в то, что этим кем-то мог быть и ты сам.

И ты держался за эту веру. У тебя не было иного выбора. Ты держался за нее, и это давало тебе виденье, что ты проходишь через Гон, виденье того, что ты победитель. И виденье того, как ты двигаешься по черной дороге к расчищенному участку земли в кукурузном поле, в место, где "Смит и Вессон" Джерри Рикса забирает у тебя все мечты.

Так все было для тебя, но не для всех. Если бы ты был таким парнем, как Дэн Шепард, ты бы пошел другим путем. Когда прошли те три особенных дня рождения, и ты потерпел неудачу, как Дэн... Что ж, ты нашел способ жить с этим. Ты смиряешься со своей неудачей. Если ничего больше не остается, ты понимаешь, что у тебя был шанс. Ты бросаешь взгляды на Черту, но у тебя ничего не вышло, так что тебе на самом деле и винить-то некого, кроме себя. И, эй, это была довольно горькая пилюля, которую следовало проглотить, но во всяком случае ты осознаешь, что сделал все возможное. Как минимум ты пытался. И если у тебя не получилось поймать эстафетную палочку, ну что ж, черт возьми, это не конец света. Просто так все повернулось... Черт, да так получалось практически со всеми, кого я знаю.

Все верно. Если бы ты был как Дэн Шепард, ты не был бы одинок. Куча других парней проглотили ту же пилюлю, но они продолжают просыпаться каждое утро. Так и ты, если бы ты был таким парнем, как Дэн.

Ты нашел работу. Заполняешь свои дни. И ночи тоже заполняешь. В одну из этих ночей, ты обнаруживаешь себя подле девчонки, которая делает твою жизнь немного лучше, чем она была до нее, а вскоре, ты проводишь с этой девчонкой почти каждую ночь. И на ее палец одевается кольцо, и у обоих у вас есть ключи, которые подходят к замку на одной двери, и вы проводите ночи за этой закрытой дверью, в ожидании наступления утра.

Так бы и было с тобой, если бы ты не победил. И на самом деле, это было бы не так уж и плохо. Даже тогда, когда ты стал бы что-то понимать, по-прежнему было бы не так уж плохо, потому что вы по-прежнему были бы друг у друга по ночам за закрытыми дверями, а может быть, если бы тебе немного повезло, было бы еще что-нибудь, чтобы продолжать свой путь, что-то, в чем есть часть от вас обоих, что-то, что позволило бы тебе отрицать правду еще немного дольше.

Но ко времени, когда твой первый ребенок был бы уже в подгузниках, бежать от правды было бы уже невозможно. Ты знал об этом кукурузном поле. Ты знал обо всех этих юношах, что закопаны в грязи. Стоило только подумать, что те несчастные ублюдки отправились куда-то в лучшее место, хотя на самом деле, они никуда не уходили. А теперь ты думаешь о них, спящих там, в грязи, при этом сам пялясь в потолок по среди ночи. И ты вспоминаешь о них каждый раз, когда слышишь, как твой маленький мальчик плачет, проснувшись от кошмара в своей крохотной спальне вниз по коридору.

И ты говоришь себе, что сильно волноваться не стоит, что все шансы на его стороне. Они забирают только одного парня в год. И решение не твое. Не ты за него в ответе. Так просто всегда было, и ты не имеешь к этому никакого отношения. Это те подонки из Гильдии сборщиков урожая, которые продолжают путь жалкого существования год за годом, и никто не может встать против них.

Ты говоришь себе это, но тебя это не успокаивает. Твой страх слышен в пульсе, не важно, чтобы ты там себе не говорил. И он бьет по тебе, потому что, черт, ну, тебе больше не шестнадцать, cемнадцать или восемнадцать. Сейчас ты все понимаешь гораздо лучше, чем та ложь, которой пичкали тебя люди. Ты знаешь лучше, потому что понял, что есть другие вещи, кроме мечт, которые заставляют биться твое сердце так сильно, как будто оно пытается прорваться через ребра на свободу.

Получилось так, что не важно, что ты выяснил, потому что все это, несмотря ни на что, было выметено годами. И в один день, твоему пацану исполняется шестнадцать. И в одну ночь, он выходит за твою входную дверь. И ты не держишь его, зная, что ты и так знал. И ты был там, когда он пересек финишную Черту, и ты был там, когда его короновали как победителя, и совершенно не важно, что ты пытался это предотвратить, потому что пути предотвратить это не было.

Что важно - то, что ты добрался в ту ночь до дома, а твой мальчик нет. Что важно, что ты проснулся на следующее утро, а у него и шанса не было. И с этого момента и навсегда, так все и было, ночь за ночью, утро за утром. Выяснилось, что все было вот так вот просто.

И сейчас ты сидишь в церкви с дробовиком в своих руках, пялишься вниз, очень хорошо осознавая те вещи, которые ты сделал и все вещи, которые не сделал. На ладонях ты видишь канавы, и почти слышишь, как их роют лопаты. И ты