Фонарщица - Кристал Джей Белл

это бесит. Не знаю, от кого в ней это. Но хорошие манеры только играют на руку такому, как Леонард, позволяют взять ее в оборот. Когда она снова пытается обойти его, он хватает ее за руку.

Это все, что я вижу. Я двигаюсь так быстро, что Джози не сразу меня нагоняет. Леонард что-то говорит, и Пру заливается краской. Но не успеваю я подумать, что же он мог ей сказать, как между ними вырастает кто-то еще. Все вокруг как в тумане, словно Гидеон возник из воздуха. Джози удерживает меня, останавливая на ходу, моя юбка по инерции колышется вперед. Я гневно смотрю на него, но он поднимает ладонь.

– Просто погоди.

Леонард отпускает Пру и смеется, не обращая внимания на Гидеона. Она потирает руку, и моя ушибленная рука отзывается болью. У меня скручивает живот от усилий, которые я прилагаю, чтобы не броситься к ней. Я должна быть с ней. Защищать ее. Плечистый Леонард стоит к нам спиной, так что мне не видно ни его лица, ни того, что делает перед ним Гидеон, но внезапно непринужденность Леонарда исчезает. Как у кролика, заметившего хищника, каждый мускул в его теле напрягается.

Он осторожно отступает. Еще на шаг. Затем резко разворачивается и спешит вниз по улице. Он проходит мимо нас, даже не замечая. На углу он оглядывается через плечо на Гидеона, и его обветренная физиономия выдает тревогу. Я оборачиваюсь и вижу, как Гидеон и Пру пожимают друг другу руки. Он кивает нам с Джози и скрывается в проходе между домами. Когда Пру замечает нас, она взвизгивает и бежит к нам, размахивая юбкой и не сводя глаз с Джози, которого всю жизнь считает почти старшим братом.

Джози косится на меня:

– Мне Гидеон не кажется таким уж плохим, Темп.

Это внезапное появление и исчезновение корабельного резчика лишает меня дара речи. Вот он здесь, а вот его нет. Словно призрак. Кажется, для него нет никаких преград. Он получает все, чего хочет. Я чуть заметно киваю. Почти все, чего хочет. Подойдя к нам, Пру жмет Джози руки, чуть ли не умоляя его прийти к нам на ужин, чтобы она выслушала рассказ обо всех его приключениях.

– Мама будет так рада тебя видеть. Я просто уверена в этом.

Я иду за ними двумя, глядя, как они перешучиваются, и только любопытство нарушает мир у меня в душе. Что такого сказал Гидеон, что Леонард так спал с лица? Что могло прогнать такого, как он?

Глава 9

Хоть я не горю желанием говорить с Пру о Гидеоне, я не могу выбросить из головы увиденное вчера. Мысль об этом не дает мне покоя с самого утра, словно царапина, которая все время чешется. После того как я погасила все фонари и залила ворвань, я возвращаюсь домой и застаю Пру за глажкой платья для Собрания сегодня вечером.

– Темп, доброе утро. Вот твой горячий хлеб. – Она кивает в сторону очага, где на тарелке лежит ломоть содового хлеба[10].

Возле камина стоит тренога с утюгом, а Пру гладит вторым утюгом свое зеленое платье, расправляя складки на хлопке. У дам из высшего общества на устах исключительно шелковые платья, но для нас это непозволительная роскошь. Впрочем, платье Пру с должным V-образным вырезом и узким лифом, так что фасон соответствует моде.

Будь она замужем за Гидеоном, она бы могла себе это позволить. Эта мысль затягивает меня, как трясина. Я провожу пальцем по тонкой вышивке на платье Пру – изящным листочкам по подолу, воротнику и запястьям, вышитым золотой нитью, которая сверкает, если свет падает как надо. К платью у Пру красивая шаль золотистых, коричневых и зеленых тонов.

Пру разглаживает еще одну складку, проводя утюгом по всей длине. Ее платье, элегантное в своей простоте, навевает мысли об Ирландии. Я никогда не видела ее своими глазами, но Па столько всего говорил о ней, что у меня такое чувство, словно я была там. Я до сих пор слышу, как он рассказывал нам с ирландским акцентом истории о Тир-на-Ноге, хороводе фей, пуках и банши[11]. Однажды мама отругала его за то, что он рассказал мне о банши прямо перед сном. После этого мне несколько недель снились кошмары о плачущей женщине, которая предрекала смерть кого-то из близких.

Несмотря на все мои страхи перед скорбными воплями банши, я никогда ее не слышала. Конечно, я не верю в подобные мифы. Хотя какая-то часть моего воображения, явно унаследованная от Па, задается вопросом: может, я ее все-таки слышала?.. Может, я могла остановить его? Возможно, она взывала к нам через Атлантику, но мы не могли расслышать ее.

Пру начинает напевать одну из его песен, и я невольно моргаю увлажнившимися глазами. В сочетании с мягким шелестом утюга по хлопку песня звучит успокаивающе. Через минуту Пру меняет утюги, но тот, что у нее в руке, уже не настолько горячий, чтобы разгладить складки.

Тарелка с хлебом, которую она поставила у огня, согревает мои замерзшие пальцы, и я ставлю ее на стол. Налив себе стакан воды из кувшина, я срезаю с бруска масла кусочек и намазываю на хлеб. От него поднимается теплый пар, и я с наслаждением жую, слушая пение Пру. Мама сидит в качалке, поглаживая пальцами зеленую ленту на коленях. На мгновение я вижу миниатюрные руки Молли, сжимающие корзинку с лентами и кружевами. Я дважды моргаю, прежде чем видение исчезает, и у меня пересыхает во рту, когда я вспоминаю ее крик, а хлеб превращается в безвкусную жвачку.

– Пру?

Она поднимает на меня взгляд, и песня стихает.

– Хм?

– Что было вчера с Леонардом?

Она хмурится и снова меняет утюги:

– С кем?

Я кладу хлеб обратно на стол:

– С китобоем, который докучал тебе, пока не появился Гидеон. Его зовут Леонард.

– А. – Она морщится. – Неприятный тип.

Я придвигаю свой стул поближе к ней и вытягиваю ноги к огню. Сгибаю их, а затем распрямляю, распределяя тепло.

– Неприятный – не то слово. У меня была похожая стычка с ним на этой неделе. Чего он хотел?

– Он спросил, не пойду ли я с ним прогуляться.

В голове у меня звенят тревожные звоночки, и перед глазами возникает образ Молли, исчезающей в тумане. В животе скручивается узел.

– Когда я ему отказала, он загородил мне дорогу. Он вел себя хамовато. К счастью, появился Гидеон.

Она прикусывает губу, а