Фонарщица - Кристал Джей Белл

– Вы узнали, кто это был?

Бенджамин отступает от меня на шаг, отводя взгляд.

– Туман. Наблюдал за мной, говорил со мной.

По мостовой скользит лист. Холодный ветер пуще прежнего треплет длинные патлы Бенджамина, бросая их на глаза. Я прочищаю горло и отпускаю его плечи.

– Как это?

– Всегда караулят, духи то есть. Приглядывают за старым Беном. Всегда. – Он смотрит на что-то позади меня, и взгляд его затуманивается. Я оглядываюсь, но там ничего нет. Только деревья, покачивающие ветвями на ветру и застывающие. Я сглатываю и вижу, что Бенджамин снова устремил взгляд на меня. Прямой. Не мигающий. – Тоскуют по тому, что потеряли в море.

Он говорит о китобоях, погибших в океане. Это расхожая байка, которую травят за кружкой эля в таверне, отбивая желание у заезжих посетителей перебраться в Уорблер. Я никогда ни во что такое не верила. Но тем не менее потворствую фантазии Бенджамина в надежде докопаться до истины.

– Что же они потеряли?

– Любимых своих.

Направлять Бенджамина – все равно что грести на лодке, пользуясь руками вместо весел.

– Тогда выходит, этот голос из тумана был мужским?

Он кивает.

– Вы точно ничего больше не помните? Если вспомните, вы поможете нам выяснить, что случилось с Молли.

– Ужасть, что с ней случилось.

Мои плечи никнут, когда его внимание снова возвращается к извилистой тропинке, по которой он каждый вечер выходит из таверны. Ничего больше мне из него не вытянуть. Искорку надежды, какая у меня была, зачерпнули лопатой и бросили в тачку вместе с навозом.

Все, что я знаю наверняка, это что в тумане мог таиться некто, но кто он такой, мне, как и раньше, неясно. Почему он сказал Бенджамину о фонарях? Я не верю, что им двигало человеколюбие. Я потираю руки до локтей, разгоняя озноб. Как только Генри узнал о фонарях, все внимание переключилось на меня, хотя крик раздался далеко от этих фонарей. Должно быть, это был отвлекающий маневр. Возможно, меня подставили?

Я киваю Бенджамину и возвращаюсь к работе, чувствуя себя несколько измотанной. Я заскакиваю в полицейский участок, чтобы поделиться тем, что узнала от Бенджамина, хотя и не знаю, что хорошего из этого выйдет. Сегодня дежурит Мэтью, он все записывает и отпускает меня. Полагаю, ждать большего мне не стоит.

* * *

Я сижу за столом одна. Мама и Пру ушли на Собрание четверть часа назад. С улицы доносятся возбужденные пронзительные голоса, удаляющиеся вместе со стуком каблуков по мостовой и провожаемые лязгом ворот. Скоро останусь только я, тлеющие угли, маятник часов и болезненные воспоминания.

Дневной свет не померкнет по крайней мере еще час. Я провожу ногтями по волокнам столешницы, отдаваясь монотонному занятию, а в душе у меня все бурлит своенравной бурей в стакане. Угли то разгораются, то еле тлеют. Снова разгораются. Пульсируют, как сердце.

Я подтаскиваю к камину экран, чтобы угли оставались на месте. Отодвигаю с тихим шорохом мягкую штору и смотрю на пустую улицу. Все ушли. Чем я занимаюсь? Меня поколебало недоверие совета к моим способностям и мнение подруг Пру о моей персоне. Настолько, что я позволяю им указывать, что мне делать. Желание доказать, что все они не правы, – вот что двигало мной в первую очередь. Но правда в том, что мне нечего доказывать. С меня достаточно этого знания, и так было всегда. Я учусь на своих ошибках и становлюсь сильнее. Прозрение выстреливает, как пробка из бутылки.

Я не нуждаюсь ни в чьем одобрении. Я встаю, горделиво расправляя плечи, очищающий вдох наполняет мои легкие. Я фонарщица. Я. И больше никто. Я нахожу дорогу в темноте, потому что никто другой не сможет. Это моя жизнь, мне ее жить.

Я снимаю свою кепку со стены и закрепляю шпильками, которые держу в карманах, мои волосы уже заплетены в косу. Надев куртку, я беру фонарь, который пригодится позже, закрываю за собой дверь и иду по улице, глубоко вдыхая свежий осенний воздух. Меня сопровождают назойливые звуки скрипки, и с каждым шагом тяжесть спадает с моих плеч. Сквозь ветви деревьев над головой льется густой янтарный свет. Журчит ручей, а я спешу по мосту, ускоряя шаг по мере того, как тишину наполняет все больше ликующих голосов.

Плотина прорвана, меня захлестывает возбуждение, и на краткий дурашливый миг я едва не подскакиваю. Я громко смеюсь, представляя, какие были бы лица у Джози и Пру, если бы они увидели, как я скачу по причалу, словно сумасшедшая.

Я сворачиваю за угол и оказываюсь на набережной. Собрание – это буйство красок; слышны раскаты смеха, болтовня, пение; аппетитные запахи тушеного мяса, похлебки и томительный сладковатый аромат корицы. Небольшие группы стоят возле огороженной площадки, дети носятся по кругу друг за дружкой, собаки заливисто лают, гоняясь за ними, мужчины курят трубки, китобои общаются с рыбаками, указывая на корабли, пришвартованные вдоль реки, словно деревянные часовые. Я ставлю свой фонарь на бочку перед таверной и пробираюсь сквозь толпу.

Мой взгляд блуждает по толпе и останавливается на высокой фигуре Джози. Я пытаюсь сдержать улыбку, но у меня ноют щеки. Толпа расступается, пропуская его с партнершей по танцу. Его левая рука покоится на талии Сюзанны, правой он обхватывает ее маленькую ладошку, а другая ее рука лежит у него на груди. Она смотрит на него снизу вверх, как цветок на солнце.

Внезапно темнеет, солнце опускается за лес на том берегу реки. Справа от меня раздается радостный возглас. Это Пру, она машет мне рукой, привлекая внимание, лицо ее сияет. Я уже не вижу Джози с Сюзанной, но все равно чувствую, как они движутся, едва различимые, словно жар огня в камине, когда ты в другом конце комнаты. Ты точно знаешь, где пламя.

Когда я подхожу к Пру, она обнимает меня, а невдалеке сидит на стуле мама с тарелкой еды на коленях. Она смотрит на меня снизу вверх, но ничего не говорит. Пру отстраняется, за ухо заткнут бабий ум[12].

– Ты пришла! Что заставило тебя передумать?

Я пожимаю плечами, слегка улыбаясь. Ничего больше я выразить пока не в силах.

– Собираешься танцевать с Джози? – Щеки у нее розовеют, она покачивается под музыку и, кажется, сама этого не замечает.

– Он пока занят. – Судя по тому, как хмурится Пру, мне не удалось скрыть обиду в голосе. Я прочищаю горло и жестом показываю в сторону. – В этом году многовато народу.

Как и следовало ожидать, Пру быстро забывает о моем присутствии