Фонарщица - Кристал Джей Белл

на своей щеке, вдыхая аромат кедра, исходящий от его хлопковой рубашки. Повсюду вокруг загораются огни. Когда солнце заходит за деревья, и его золотое отражение разливается по холодной реке, зажигаются лампы. Я стараюсь, чтобы Джози не заметил моего разочарования, когда последняя скрипичная нота возносится в вечернее небо, сливаясь с меркнущим светом дня.

Аплодисменты разбивают мой кокон безопасности в объятиях Джози. Кто-то окликает его через проход. Джози поворачивается ко мне.

– Ты еще вернешься?

– Может быть.

– Тогда буду ждать с нетерпением.

Он одаряет меня своей кривой усмешкой и идет сквозь толпу, на голову выше большинства. Когда Джози исчезает, я поворачиваюсь и оказываюсь под пристальным взглядом. За мной наблюдают трое членов совета, переговариваясь втихомолку, и лица у всех одинаково хмурые. Я поднимаю подбородок. Моя смена еще не началась, но им удается внушить мне чувство вины за то, что я мешкаю. Па всегда успевал потанцевать с мамой на Собрании перед своей сменой. Уверена, его за это ни разу не упрекнули.

Я бросаю взгляд через толпу на маму. Рядом с ней сидит Гертруда, подруга Пру, притопывая в такт новой песне. Мама, кажется, наблюдает за танцующими, но я знаю, что на самом деле она их не видит. Вспоминает ли она, как танцевала с Па? Как он, казалось, чувствовал ритм каждой клеточкой своего тела? Как все, танцевавшие с ним, хорошели? Приносят ли воспоминания ей покой или боль?

Я с едва заметной неохотой возвращаюсь к бочке перед таверной, чтобы взять свой фонарь. Я рада, что пришла, и легкость на душе, какую я не испытывала уже больше недели, придает мне сил. Пру была права, уговаривая меня, хотя она никогда не услышит этого из моих уст. Без сомнения, она даст мне знать, как это обычно делают младшие сестры. Бросив еще один взгляд через плечо на празднество, я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Гидеоном. Я ахаю, и вновь обретенная непринужденность улетучивается.

– Прошу прощения. Я не планировал напугать тебя. – В его глазах сожаление. – Я просто хотел перекинуться словом.

– В другой раз. Мне пора начинать смену. – Мне нужно столь многое обдумать, что все, чего я хочу, – это сохранить ту радость, какую испытала с Джози. Ровно столько, чтобы продержаться до конца смены. Но, когда дело касается Гидеона, сердечность требует усилий.

– Конечно. – Он поводит рукой, как бы провожая меня. – Можно, я лучше пройдусь с тобой?

Я прикусываю щеку изнутри, чувствуя медный привкус. Я смутно представляю, как мне отделаться от него. Переминаюсь с ноги на ногу, скользя взглядом вдоль мощеной улицы туда-сюда. Гидеон просительно поднимает руки:

– Меня так огорчает, что мое присутствие приводит тебя в ужас. Мне стыдно за… – тут он замолкает, сцепляя пальцы и пристально глядя на меня, – за ту ночь…

Резким движением головы я прерываю его. Не могу поверить, что он заговорил об этом здесь. Я украдкой оглядываюсь, но не вижу Пру среди прочих танцующих. Должно быть, она отошла за едой или разговаривает с кем-то.

Я киваю Гидеону, приглашая следовать за мной. Слышать, как он произносит вслух эти слова, касаясь нашего секрета, – все равно что смотреть, как ворвань вытекает из фонаря, и быть не в силах ничего с этим поделать. Любая искра может вызвать катастрофу. Я не хочу, чтобы кто-то подслушал. Какой вред это может навлечь…

Гидеон, не отставая от меня, убирает руки за спину:

– То, что случилось, предосудительно. Но я хотел бы покончить с прошлым и надеюсь, что ты нам это позволишь.

У меня сосет под ложечкой. Я и не думала не позволять нам двигаться вперед. Дело совсем в другом.

– Я питаю глубокие чувства к Пруденс и считаю, что мог бы обеспечить ее лучше, чем кто-либо из местных. Я буду заботиться о ней и, что еще важней, любить ее. – Я смотрю на его профиль, на резкие черты его лица. Он, должно быть, чувствует мой взгляд, но избегает смотреть мне в глаза. – Я знаю, что ты никогда не считала свою семью обузой, но знаю и то, какими трудными были для тебя годы после смерти отца. Я ничего не прошу у тебя, кроме руки Пруденс.

Я ничего не прошу у тебя. Он не уточняет, но мне слышится явный намек на поразительное обстоятельство, о котором я узнала на днях. Гидеон может легко выгнать нас из нашего дома, если я не соглашусь на его требования. Ну хорошо, на его просьбу. Он мог бы использовать это в своих интересах. Но, похоже, не пойдет по этому пути. Он держится дружелюбно и уважительно, несмотря на ситуацию, в которой мы оказались. Решив относиться к Пру как к личности, а не как к предмету обмена, хотя мог бы… Гидеону нужна только Пру. Ее вполне достаточно.

Мы добрались до колокола ратуши. Я звоню три раза, радуясь возможности занять чем-то руки, сосредоточиться на рутине. Отпираю сарай, достаю стремянку и сумку, запираю сарай и спешу к первому фонарному столбу. Краем глаза я вижу, как Гидеон проводит пальцами по резьбе на колокольной арке. Почему-то это действие кажется интимным. Как ласка. Я чувствую, что у меня краснеют щеки, и быстро отвожу взгляд, пока он не заметил.

Я ставлю стремянку и достаю спичку, чтобы зажечь свой фонарь. Когда я чиркаю, спичка шипит и вспыхивает, пламя расцветает и поджигает фитиль. Гидеон встает в нескольких шагах от меня. Не слишком близко, но достаточно, чтобы я могла видеть блеск его ботинок и слышать его мягкий голос, как будто он шепчет мне на ухо.

– Тебе приходится откладывать свою жизнь на потом, Темперанс. Я знаю, в какой непростой ситуации твоя мама.

От неожиданности я прокашливаюсь и поворачиваюсь к нему с фонарем в руке. Пламя высвечивает черты его лица и танцует у него в глазах.

– Без помощи Пру, которая берет на себя часть этой ноши, тебе будет трудно работать и ухаживать за мамой. Я не очень хорошо тебя знаю, но знаю, что тебе нравится твоя работа и та связь с отцом, которую она тебе дает. Я понимаю.

Чем дольше я его слушаю, тем теснее мне становится в моей шкуре. Откуда этот человек так разбирается в моих мотивах? Даже Джози не кажется мне таким сведущим. Я старалась держаться подальше от Гидеона, а получается, что напрасно. Он видит меня. Но вместо облегчения меня охватывает беспокойство, от которого зудят голова, руки, все мое тело.

– Поэтому мы с Пруденс обсуждали, что ваша мама могла бы жить с