Фонарь Джека. 31 история для темных вечеров - Александра Рау

«Понятно, узнали, что я специалист по снятию проклятий, – догадался Патрик. – А я ведь даже не выгляжу как служитель Церкви Создателя. Неужели этот городок не желает избавиться от своего проклятья?»

– И не вздумайте умирать в Готтоде, – пробормотал себе в усы владелец двора. – Не гневите благодетеля.

– Что, простите? – Патрик обернулся. Однако его больше не удостоили ни единым словом.

Он вновь забрался в седло и поехал прочь. «Неужели придется ночевать на улице?» – подумал Патрик. Он жалел не столько себя, сколько измученную лошадь.

Внезапно от тусклой стены отделилась тень в траурном платье.

– Господин Эртон? Это вы?

– Вы меня знаете? – оживился Патрик и спешился.

– Да, о вас наслышана. И я умоляю вас: уезжайте из города.

К нему подошла женщина в бедном черном платье, ее лицо скрывала темная вуаль. За легкой дымкой ткани двумя сапфирами мерцали яркие синие глаза, лихорадочно горящие на мертвенно-бледном лице. Женщина была достаточно молода, но из нее словно выпили саму жизнь.

– Кто вы?

– Вдова пекаря Ганса. Меня зовут Ироханна. У нас с мужем… – сбивчиво поведала женщина, но ее начинали душить слезы. – Впрочем, это не так важно…

– Убийца! Убирайся прочь со своими ублюдками! И чужака этого с собой забирай! Из-за тебя мы все погибнем! И из-за твоего муженька! – послышались визгливые голоса.

Патрик обернулся: на углу стояли три дамы, также облаченные в траур. Судя по дорогой ткани платьев и вышитым ридикюлям, они принадлежали к сословию местных богатеев. От их слов новая знакомая сжалась как от удара.

Патрик заслонил вдову собой: ему захотелось защитить единственную живую душу в Готтоде, которая не осыпала его проклятьями.

– Кто это был? – шепотом спросил он.

– Вдова и дочери господина Аргайла. Мэра. Скорее всего, они добьются моего выселения из дома. И из города.

– Почему?

– Вам… вам этого лучше не знать, – пробормотала Ироханна, пугливо закрывая лицо. – Пойдемте со мной. Вряд ли кто-то еще вас приютит. А мне терять нечего. В Готтоде я теперь изгой.

Патрик взял лошадь под уздцы и пошел следом за новой знакомой. Траурное одеяние, вуаль, заплаканные глаза – Патрик слишком часто видел это после войны. Множество вдов встречали войска Эгурры, вернувшиеся в столицу с победой. Хотя какой уж победой… Так захотелось назвать заключенное мирное соглашение королю. При этом король Лоттана считал, что победил именно он. А вдовы с обеих сторон так и не дождались мужей и сыновей.

– Это и есть ваша булочная? – Патрик кивнул на небольшой двухэтажный домик с покосившейся вывеской.

– Похоже, уже не наша, – вздохнула Ироханна. – Господин Фарф заставил продать ее. Пока нам разрешают жить наверху, но скоро дом снесут. А на компенсацию от города уж не знаю, какое жилье удастся купить.

«Так, уже второе имя из хроники! И все они связаны с этой женщиной», – встрепенулся Патрик. Похоже, «клиент» сам его нашел. Но пока Патрик даже не думал о расследовании – ему лишь хотелось защитить несчастную вдову от необъяснимой враждебности горожан. Желание это разгорелось еще сильнее, когда Патрик поднялся на второй этаж и увидел за обеденным столом мальчика лет десяти и девочку лет семи.

Дети выглядели бледными и осунувшимися. Да и немудрено: несчастная мать налила из маленького котелка жидкую похлебку, в которой плавало несколько кусочков тыквы.

– Вот, держите! У меня есть немного солонины, взял в дорогу. Будем считать, это моя плата за постой, – улыбнулся Патрик, протягивая сверток. Ироханна неуверенно поглядела на него, но приняла дар, а глаза у детей загорелись, точно у бездомных котят. Видя это, Ироханна отвернулась и снова заплакала.

– Почему вы не хотите уехать из города? У вас есть родственники? – спросил Патрик.

– Да, матушка живет в деревне неподалеку. Но я боюсь принести это проклятие с собой. Может, через год или два. Когда все закончится.

«Что же должно закончиться?» – подумал Патрик. Ему хотелось узнать правду, но он не решался спросить прямо. Вдова как будто сама собиралась все рассказать, но еще сомневалась в надежности Патрика.

– Почему вы стали изгоем? – осторожно спросил он ближе к ночи, раскладывая пожитки в дальнем углу мансарды, где хозяйка приготовила на двух сундуках постель.

– Потому что… Готтод постигнет еще множество несчастий, – сдавленно проговорила Ироханна, взбивая старые подушки, и замерла, будто что-то в ней сломалось.

– Смерти в Готтоде не прекратятся, пока вы мне не расскажете всю правду о том, что происходит, – настаивал Патрик.

– В этом городе нельзя в сердцах желать ничего плохого. Особенно перед смертью. Мой муж пожелал.

– И что же произошло потом? – допытывался Патрик.

Ироханна только молча потушила свет.

* * *

На следующее утро в пекарню влетел запыхавшийся сын хозяйки и выпалил:

– Мама! Мама! Господин Фарф погиб! Я разносил хлеб, как обычно. А он там лежит вот… Его собственный экипаж сбил! Он там… Он там последнюю лавку купил, а потом у него кони взбесились!

Тем временем с улицы уже доносились яростные крики толпы, которая подобно наводнению окружила пекарню:

– Убийца! Тварь проклятая!

Ироханна плотно затворила ставни и выпрямила спину. Показалось, что на лице ее отразилась тень победной улыбки. Так человек, который уже не обретет утешения, все же радуется восторжествовавшей справедливости.

– Почему они опять обвиняют вас? – спросил Патрик.

– Потому что я виновата. Но и они виноваты тоже. Все те, кто погиб, – отрезала Ироханна, вскидывая голову.

– Похоже, пекарня остается за вами?

– Да, похоже. Надеюсь, вы теперь успокоитесь и не будете искать в нашем городе призраков и духов?

– Не уверен…

К счастью, на этот раз толпа быстро разошлась. Вот только на следующий день по городу вновь разнеслась страшная весть: кто-то снова погиб. А за ней поползли слухи. Гостей долго ждать не пришлось.

– Тварь! Убийца! За что ты убила моего мужа? Он же был простым конюхом в поместье Бламов! – заголосила какая-то женщина, молотя кулаками в дверь пекарни. – Он ни при чем!

– Конюх… Это уже слишком. – Ироханна с ужасом прижала руки к лицу, а потом, уставившись в потолок, закричала: – Мой муж не этого желал! Слышишь, не этого! Остановись!

«Наведаюсь-ка я на кладбище и расспрошу местных», – решил Патрик,