Фонарь Джека. 31 история для темных вечеров - Александра Рау

Он выждал сутки и отправился на похороны конюха. Прибыл он, когда скорбящие уже ушли и лишь могильщик старательно завершал свою нелегкую работу. Патрик отметил, как бережно в Готтоде относятся к проводам на тот свет: на многих могилах красовались портреты под стеклом и личные вещи покойных. Повсюду на каменных плитах горели свечи.

– Вы прекрасно храните память, – издалека начал Патрик, приближаясь к немолодому мужчине. На его широком лице блестел пот, мозолистые ладони сжимали черенок лопаты.

– А как же не хранить. Умирающих обижать нельзя. Да, нельзя. Иначе… Впрочем, ладно, – отмахнулся могильщик. – Это древняя традиция нашего маленького городка. Вам, жителям столицы, не понять. Вы слишком торопитесь, чтобы понять все торжество последней воли.

– Что случилось с этим бедолагой? – перевел тему Патрик, кивая на свежую могилу.

– Да размозжило череп сорвавшимся с часовой башни кирпичом. Разворотило напрочь! Лица не осталось, – увлеченно поведал могильщик, нервно дернув плечами.

– Не повезло.

– Не в везении дело. Все из-за этих тварей. Ироханна и ее муженек! – проскрежетал собеседник, и глаза его забегали. – А покойный просто служил в поместье господина Блама.

– Как это связано?

– Да как… – Могильщик потупился, не зная, стоит ли продолжать этот разговор. Но желание поделиться жуткой историей, очевидно, пересилило страх. – Нельзя в Готтоде желать таких вещей! Особенно под Самайн!

– Каких вещей? – Патрик понял, что напал на след. Но ощущал странное сопротивление: он не желал знать правду. Не желал принимать то, что случилось с Ироханной и ее семьей.

Могильщик пристально вгляделся в его лицо.

– А, да вы неместный. Тогда вам лучше не знать. – Мужчина закинул лопату на плечо и собрался уходить.

– Мне надо знать! Я специалист по снятию проклятий и хочу избавить вас от этого бремени.

– Избавить? – Могильщик обернулся. Затем глубоко вздохнул и вновь оперся на лопату. – Все равно не избавите. Готтод всегда был таким.

– Что случилось в поместье? – упрямо гнул свое Патрик.

– Да пожар был… Как сказать… Слухи это все! – нехотя начал собеседник, а потом, озираясь по сторонам, шепотом продолжил: – Но что я знаю: пекарь не хотел продавать свою лавку господину Фарфу. Тот почти все мелкие лавчонки скупил. А эти уперлись: нет, мол, уже три века печем хлеб сами. Не хотели быть наемными. И вот из-за хлеба все и началось, тьфу!

– Что началось?

– Слухи все, слухи. Фарф все свои делишки под покровительством Аргейла проворачивал, – поморщился могильщик, а потом приблизился к Патрику и еще тише продолжил: – И вот булочники последние уперлись. Фарф вроде как велел похитить Ироханну, чтобы шантажом заставить ее мужа подписать бумаги о продаже пекарни. Чтобы никто не догадался, держал ее в подвале у друга своего, господина Блама, аристократа. А тот… – Могильщик нервно сглотнул. – Не удержал своего «дружка» в штанах. Ну а потом пекарь пришел спасать жену, увидел, что творится… Кинулся на Блама, а его прирезал то ли Фарф, то ли Аргейл. Конюх-то все видел, понимал, все мне и рассказал. Говорил, что втроем они пекаря добивали самолично. Господа, называется. Ироханну отпустили, запугали: мол, никто тебе не поверит. Но только муж ее перед смертью успел пожелать всему городу такого, что и в кошмаре не увидишь! Вот оно и идет.

Патрик отшатнулся и застыл, сглотнув ком в горле. Он прошел войну, повидал множество смертей, разочаровался в жизни, но, осознав сказанное, едва не заплакал. В сердце будто вонзили кол, но долг обязывал сохранять хладнокровие.

– Так. И теперь этот кошмар сбывается? Вы так считаете? – выдавил Патрик.

– Не считаем, а знаем.

– Почему?

– Это и есть проклятье и благословение Готтода! Последняя воля каждого умирающего всегда сбывается! – охотно поведал могильщик и со значением поднял указательный палец. – Вот пожелал Фарфу кто-то из его родичей стать богатым – вот он и стал. А мне никто ничего не успел пожелать. Не всегда эта сила срабатывала, но люди всегда ее ценили. – Внезапно могильщик схватил Патрика за плечи и, придвинувшись к нему вплотную, торопливо заговорил: – Но сейчас она стала проклятьем! Если вы знаете, как его снять, то снимите, сделайте милость! Мы обычно опасаемся рассказывать чужакам секрет города, чтобы не прогневать эту силу. Но не сейчас – не после того, что случилось. Я не хочу стать следующим. – Могильщик наконец разжал цепкие пальцы-сардельки и отвернулся, но тут Патрик взял его за рукав.

– Почему вы боитесь стать следующим?

Могильщик потупился и поглубже вогнал лопату в землю.

– Я этого пекаря в спешке закапывал, мне Фарф денег прилично отсыпал, – тихо проговорил он. – Мы сделали вид, мол, с моста он упал. Ага, упал. – Мужчина невесело хмыкнул. – Избитый весь, видел я тело. Так вот и боюсь: вдруг меня тоже зацепит это его предсмертное проклятье. Снимите его, молю!

Патрик отпустил грязный рукав и с отвращением вытер ладонь о брюки.

– Хорошо, но проклятье я буду снимать не ради вас. Вы еще предстанете перед людским судом.

– Но за что? – опешил могильщик. – Я же все вам рассказал!

– За соучастие. – С этими словами Патрик развернулся и пошел прочь с кладбища: еще нужно было навестить сгоревший особняк господина Блама.

Усадьба встретила запустением и унынием. Пепелище успело зарасти бурьяном, но под ногами все еще скрипели деревянные обломки и хрустели осколки стекла. Патрик уверенно сжал символ веры – восьмиконечную объемную звезду, Свет Создателя.

«Вот и оно, то самое подземелье, где держали Ироханну», – подумал Патрик, углядев посреди развалин ступеньки, ведущие вниз.

С невыносимо тяжелым чувством на сердце он спустился по закопченному камню, ощущая почти физическую боль от осознания того, что произошло в этом подвале. Но выбора не оставалось: чтобы снять проклятье, надо было добраться до места, где его произнесли, где линии мироздания почернели от чьего-то невыносимого горя или гнева.

Патрик чувствовал, как воздух начинает вибрировать и уплотняться. Револьвер здесь бы не спас. Оставалось только крепче сжимать Свет Создателя и читать молитвы. Воздух становился все гуще и плотнее, сдавливал горло, точно объятия гарроты. Патрик понял, что достиг цели, и уверенно произнес:

– Именем Создателя и Его Света! Изыди!

Темнота подвала тут же ответила ему недовольным урчанием и скрежетом, точно