Ведун - Александр Владимирович Мазин

точно ворона. Черный скукоженный, нос острый, голова на маковке лысая… Нет, не лысая, бритая. Поросла черной щетинкой. Как увидел Дедку монах, аж подскочил. Закричал, заплевался, замахал руками на пестрых воев. Хотел, должно, чтобы выгнали Дедку со двора.

Те, однако, ввязываться не стали. Понимали: не дадут. Ясно же, что не их тут сила. Однако знак свой крестовый сделали все. И помногу раз.

Князь Пильский Лудслав чиниться не стал. Сам вышел встречать на крыльцо, сказал с достоинством:

— Блага тебе, ведун, что уважил мою просьбу. Желаешь ли отдохнуть с дороги? Поесть?

Бурый удивился. Такое от князя услышишь редко. Обычно они говорят, чего хотят сами, а до прочих им дела нет.

Дедко такое любил: чтобы уважали. Потому и сам уважил пильского владыку: поклонился, прижав ладонь в груди, поблагодарил степенно… И попросил воды.

И тут Бурый догадался: не вежество это. Побаивается князь ведуна. Оттого и величает как гостя. Гость же, по покону, вредить хозяину не может. Правда и хозяин гостю тоже обязан: кормить, оберегать…

Воду принесли тотчас. Дедко испил, поблагодарил и с достоинством поднялся по ступеням в княжьи хоромы. Бурый — за ним.

И тут мимо него протиснулся монах. Грубо так отпихнул. Бурый стерпел. Негоже в чужом доме, едва войдя, свару устраивать.

Но монах не только Бурого оттолкнул. Он еще и вперед князя полез. Встал поперек пути, закричал громко и невнятно.

Бурый слов толком не разобрал, хотя орал черный жрец по-словенски. Так догадался: не хочет монах князя с Дедкой пропускать.

Бурый восхитился отвагой лехитского жреца. Владыке в его собственном доме указывать… Не всякий хоробр на такое решится.

Лудслав, однако, не разгневался. Поморщился только и указал своим на монаха.

Те взяли черного под локотки, понесли (Бурый посторонился, пропуская) и выкинули монаха с крыльца.

Тот сразу вскочил и, прихрамывая, отчего еще больше стал похож на ворону, побежал к чужим воям. И снова завопил, размахивая руками.

Досматривать Бурый не стал. Итак ясно, что не станут вои его слушать. Куда интереснее на укушенного рыцаря поглядеть.

Привычная картина. Ложе и человек на нем. И нехороший запах.

Но в этот раз ни лекаря рядом, ни волоха, ни иного умелого сидельца. Холоп, который в углу — не в счет. Этот разве что воды подаст или горшок ночной вынесет.

Вот интересно: а каково рыцарю теперь оправляться, подумал Бурый. С ехидством подумал, потому что болящий ему сразу не понравился. Нехороший у того взгляд. Недобрый. Будь воля Бурого, он бы такого лечить не стал. Несмотря на рубаху из заморской гладкой ткани и золотые перстни на пальцах.

— Это кто?

По-словенски рыцарь говорил почти как нурман. С собачьим таким подгавкиванием.

— Лекарь, — соврал князь. — Может тебе помочь.

— Резать не дам! — сердито заявил Винцен или как его там. И уже Дедке: — Вылечишь — награжу. — Пять, нет, десять денье!

Бурый удивился. Видел он эти денье. Таких из одной гривны сотни три отлить можно. Недорого рыцарь свой уд оценил.

Князь поспешил вмешаться:

— Не беспокойся, друг мой! Я лекарю сам заплачу.

Друг. Ха! Взгляд, который рыцарь метнул на Лудслава, уж точно не дружеский. Но спорить не стал.

— Показывай, — сказал Дедко и рыцарь скинул одеяло.

Ну что сказать… Лечили его правильными травами. Но, видать, все же прогневал рыцарь своего бога. Впрок не особо пошло.

Дедко задумчиво изучил пострадавшую часть, потом повернулся к Бурому:

— Волчица, — сказал он.

— Точно! — воскликнул рыцарь. — Так грызанула, что я…

— Я не про то, — перебил Дедко. — Не бывает зубов в женском месте. Баечки это. А вот схватить может, это да. У волчиц завсегда так. И у наших баб бывает. Ежели сильно болюче сделал или напугал дюже. И великой беды в том нет…

— Что болтаешь, дурень! Как же нет, если у меня кровища так и хлынула! — возмутился рыцарь. — Да я как на ноги встану, ее на кусочки пущу и псам своим скормлю!

Бурый подумал: сейчас Дедко осерчает и уйдет. Но нет. Сказал спокойно:

— Ее вины в том нет. Только твоя.

— Вот и монах ваш так же сказал! — не медля поддержал ведуна князь. — Он что говорил? Бог ваш тебя наказал! Не виновата девушка!

— А еще он сказал: сжечь ее надо! — злобно процедил рыцарь. — Колдунья она! Ди бёзе хекса!

— Ну коли так, то трогать ее никак нельзя, — проговорил Дедко, отвернувшись, чтобы спрятать усмешку. — Иль не знаешь, что мертвая ведьма много опасней живой? А если дурной смертью ушла, так и вовсе и тебя и весь твой род изведет до шестого колена.

— Бог меня сохранит! — Рыцарь быстренько обмахнулся крестом и пробормотал что-то по-своему. — Бог не позволит, чтобы род мой угас! Recte et salvare!

— Бог твой тебя уже направил, — сказал Дедко. — И тебя он сохранит. А вот уд твой — нет. Ежели я не пособлю.

Рыцарь встрепенулся:

— Так что ты болтаешь попусту! Врачуй меня живо!

— Не могу, — покачал головой Дедко. — Я тебя исцелю, а твой бог на меня осерчает. Охота мне, чтобы такой сильный бог на меня рассердился за каких-то десять мелких монет!

Бурый увидел, как напрягся пильский князь. Но не обеспокоился. Дедко ведает. И сам же сказал: для бога христиан тех, кто не крещен будто бы и нет.

— Я во дворе жреца вашего видел, — сказал ведун рыцарю. — Пусть его позовут и он поклянется, что ваш бог не станет на меня гневаться, если я тебя исцелю.

Тут уж и Бурый отвернулся, чтобы улыбку скрыть.

Рыцарь проворчал что-то непонятное. Хулительное, надо думать. Потом глянул на Дедку, угадал, что тот не передумает и заорал по-своему на холопа.

Тот подскочил и убежал.

Вернулся уже с монахом и одним из чужих воев. Портки у воя красивые: одна половина красная, другая синяя. И шапка на голове с длинным желтым пером. А так от словенского дружинника отличий немного. Бороду и здесь многие подстригают, да и серьги в ушах тоже кое-кто носит. Вой, видать, опытный. Кожа на рукояти меча сильно потерта и взгляд особый: и никуда и во все стороны сразу.

Рыцарь с монахом заговорил по-словенски. Сообщил о требовании ведуна.

Монах не удивился. Сообщил немедленно, что тот прав: покарает того Христос, если посмеет благородного рыцаря околдовать.