ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо

Кстати, с Колей мы помирились после нашего конфликта из-за Геббельса. Первое время мы, конечно же, даже не здоровались, как это и принято делать в любом нормальном обществе после попытки набить друг другу морду, но спустя пару недель вечером в мою комнату постучались. Это был обычный стук Романова – он почему-то всегда стучал в мою дверь локтем, будто пытаясь выбить ее, но сделать это аккуратно, чтобы, не дай бог, не потревожить меня, если в это время я буду спать.

Я открыл дверь и увидел перед собой загадочно улыбающееся лицо Коли. Эта загадочная улыбка всегда означала только одно – у Коли что-то есть. На этот раз «чем-то» оказалась бутылка настоящего «Хеннесси», которую он, как проездной билет, тут же предъявил мне, сунув прямо в лицо.

– Не по акции, – гордо возвестил он. – Держал для особого случая.

– Ну заходи.

Я пропустил его в комнату, чувствуя, как внутри меня разливается приятное тепло. Нет ничего хорошего в глупых ссорах с соседями, и как же приятно помириться со старым другом после долгой ссоры.

– Я что пришел-то, – развалившись на стуле, пока я выставлял на стол рюмки и нехитрую закуску, сказал Коля. – Давай, наверное, прекращать эти терки? Повздорили, бывает, что же теперь, до конца жизни нам друг на друга зуб точить?

– Я и не точил, просто…

– Слушай, я покурю, ладно?

Не дожидаясь моего разрешения, Коля открыл окно и уселся на подоконнике, выудив из кармана очередной прибор. На этот раз им оказалась одноразовая электронная сигарета.

– Говорят, что в сто раз менее вредная штука, чем обычные сигареты. А еще с ней можно курить бросить.

– Те же яйца, только в профиль. Никотин же там есть?

– Есть, – кивнул Романов.

– Так зависимость же от никотина, а не от способа его получения. Какая разница, что в себя вдыхать, если он есть и в обычных сигаретах, и в электронных?

Коля с сомнением покосился на «одноразку», но все равно присосался к ней, выпустив в окно целый клуб пара.

– Это да. Все одно – говно. Но от этих хотя бы одежда не воняет, а то Наташка все мозги уже вынесла. Ну так что? – вспомнив о причине визита, переспросил Коля. – Мир?

Он подскочил к столу и протянул открытую ладонь.

– Мир, мир, – улыбнулся я, ответив на рукопожатие, – честно говоря, я даже соскучился немного.

– Блин… Веришь, я тоже.

Коля подтянул меня к себе и обнял, пару раз чувствительно хлопнув по спине, после чего снова занял свое место на подоконнике.

– Еще и нашли из-за кого поссориться, да? – хмыкнул он. – Из-за Геббельса. Видел его уже?

– Еще нет. А что, его уже выписали из больницы?

– А то. Я тебе точно говорю – он всех нас переживет.

– И как он?

– Не скажу, что огурцом, но вроде нормально. На своих ножках ходит. Похудел, конечно, а как ты хотел? Инсульт – это тебе не насморк.

Озвучив это невероятное медицинское наблюдение, Коля закрыл окно и уселся за стол, потирая руки в предвкушении.

– Только я много не буду, – предупредил собутыльника я.

– А чего? Заболел?

– Да просто не хочу.

Коля посмотрел на меня, как на инопланетянина, а потом медленно протянул к бутылке руку и постучал пальцем по этикетке.

– «Хеннесси»! – произнес он так, будто сам боженька приложил руку к созданию этого напитка. – Не пойло какое-то, а «Хеннесси»! Я его хранил для чего-нибудь важного, понимаешь?

И только в этот момент я действительно понял. Для Коли эта бутылка представляла большую ценность, и он решил открыть ее для особого случая, которым он посчитал день примирения со мной. А это что-нибудь да значило. Меня подкупили его искренность, бесхитростность и добродушие. Я улыбнулся и подставил две рюмки.

– Вот это дело. Вот это по-мужски, – одобрил Николай и тут же их наполнил до краев.

Мы просидели около двух часов, разговаривая обо всем подряд. Я старательно избегал любых тем, хотя бы косвенно задевающих отношения Коли с женой. В тот момент я решил, что даже не буду спрашивать, как у нее дела, чтобы не спровоцировать очередной конфликт. Геббельса, да и других соседей я решил тоже не обсуждать – это важный урок, который преподал мне Романов и который я запомнил надолго.

– А я, кстати, с Коротковым разговаривал, – вспомнил Коля, пережевывая кружок колбасы, – помнишь наш спор?

– И что ты у него спросил?

– То и спросил. Встретил его на кухне. Герман Ильич, говорю, а вы когда-нибудь со своей женой хотели развестись?

– Так и сказал? – рассмеялся я.

– Ну да, а что? – непонимающим взглядом уставился на меня Николай.

– И что он ответил?

Коля прожевал наконец колбасу, подумал, взял еще один кусочек, отправил его в рот, посмотрел в окно и махнул рукой.

– На хрен меня послал.

Я не стал рассказывать о своем разговоре с Коротковым, потому что из него я тоже так и не понял – можно ли выудить из него какой-то однозначный ответ, который смог бы решить наш спор. С Николаем мы решили, что спор закрыт в силу непреодолимых обстоятельств и мы больше не будем приставать к этой влюбленной парочке со своими вопросами.

Так мы помирились с Колей, но желание встретить с ним Новый год у меня отпало, потому что я совсем не умел пить, а он это делал мастерски, совсем не переживая о последствиях, которые я после посиделок с ним переносил за двоих. Кстати, хваленый «Хеннесси» не стал исключением. Всю ночь я мучился с головной болью, а на следующий день меня чуть не стошнило по пути на работу. Николай же с утра был как всегда бодр, весел и здоров.

Тридцатого декабря я запер комнату и отправился на вокзал, а уже через несколько часов сидел за столом с мамой и папой в доме своего детства. Вообще, это странное чувство – возвращаться в родной дом, когда уже живешь отдельно от родителей. С тех пор как я съехал, моя комната осталась все той же, разве что добавилось несколько горшков с цветами, присутствию которых я сопротивлялся в подростковом возрасте – мне казалось, что если они будут здесь стоять, то мама будет чаще бывать в моей комнате и может что-нибудь увидеть из того, что ей видеть не стоит. Сейчас я уже не мог вспомнить, что такое ужасное я скрывал от родителей. Впрочем, для любого подростка даже незначительно перемещенная вещь на столе может являться поводом для возмущения. Они очень ревностно охраняют свою территорию, и даже пыль на подоконнике