Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

– Бывает, – соглашаюсь. – Более того, сплошь и рядом. Жизнь – боль.

– И что же наш девственный юноша? – внезапно ухмыляется Главный. – Какой жизненный вывод сделает сей юный профессионал, столкнувшись со столь охамевшей несправедливостью жизни?

Сыновья у него, кстати, трудятся совсем в иных сферах человеческой деятельности. А вот любовница – любовница, разумеется, есть. Здесь, в холдинге.

Возможно, даже и не одна.

Секретаршу свою, цербершу проклятую, наверняка прямо тут, на столике, и раскладывает время от времени. А почему бы и нет?

Взрослые, в конце концов, люди.

Витюня от волнения даже закуривает, хотя в обычной жизни он себе такого в присутствии начальства категорически не позволяет. Это при подчиненных, даже некурящих и табак на дух не переносящих, может дымить, что твой паровоз – в натуральную, сука, величину.

Эк его, думаю, забрало…

– Вариантов вывода, по большому счету, два, – затягивается. – Первый: «Глянь-ка, жизнь несправедлива. Что ж, единственный выход для сироты вроде меня – сжать зубы, трудиться и достичь таких высот полезности, чтобы однажды можно стало торговаться с жизнью на своих, более справедливых условиях. Как знать, может, даже доведется стать начальством самому. Когда я стану начальством, будьте уверены – я буду справедливым начальником». Нормальный, в принципе, ход?

– А второй? – интересуюсь теперь уже я.

– Второй, – продолжает он, – тоже довольно прост. «Глянь-ка, жизнь несправедлива. Что ж, остается искать более справедливое начальство. Такое, которое не будет присваивать мои деньги, а будет справедливо распределять заработок между работниками по степени заслуг. А если такого начальства я не найду – остается ждать наступления эпохи, когда в мире установится справедливый порядок. А пока – с волками жить, по-волчьи выть: рвать себя на британский флаг ради чьих-то любовниц и дач я не стану, просто пристроюсь».

Главный заинтересованно щурит глаз. Он скорее согласен с этой белой молью, претендующей на должность начальника его собственного генерального штаба.

Я – скорее нет.

– Как легко заметить, эта ситуация, которую я называю «Дилемма Прозревшего», предлагает юному человеку ответить на один вопрос: принять несправедливость мира или бросить ей вызов, – тем временем продолжает вещать Вилен. – Но вот что парадоксально. Вопреки видимости, в реальности все равно, какой вариант выбрать. Человек, выбравший честный чемпионский труд и похвальную рабочую безжалостность в несправедливых условиях, на деле не бросает вызов их несправедливости. Ибо действует вроде бы им наперекор, а реально – трудится на них, да еще и с полной отдачей. Человек, партизански подрывающий эту систему ленивым саботажем изнутри – все равно также становится ее союзником или даже прямым агентом. При этом психика современного общества устроена так, что первые зачастую считаются в окружении редкостными сволочами – в то время как вторые, напротив, пользуются пониманием «чист-па-чилаэчски». И именно поэтому, кстати, общество наше устроено так несправедливо: куда большим спросом среди нас в действительности пользуется снисхождение и одолжение, чем реальная практическая справедливость…

Мы с Главным задумчиво переглядываемся.

– Ну, – интересуюсь, – ты, кажется, все сказал?

– Нет, – прищуривается.

Опять-таки с достоинством.

– Нет, – наклоняет голову к плечу. – Не все. Мне еще много есть что сказать. Но вы вряд ли захотите слушать еще и дальше.

– А вот тут ты прав, – машу руками. – Причем на все двести процентов, Витюня. Поэтому, Вилен, извини, но иди-ка ты на хуй отсюда, пожалуйста, не доводи до греха. А то мне с начальником твоим поговорить надо, по его просьбе, кстати. А ты меня сейчас выбесишь окончательно. И я ему такого наговорю…

Вилен, конечно, соорудил на лице маску оскорбленной невинности. Но спорить со мной не стал и вежливо, по-прибалтийски, прикрыл за собой дверь, покинув кабинет в указанном мной направлении.

Я только головой покачал.

– Даже воздух как-то почище стал, – вздыхаю.

Главный ехидно всхохатывает.

– А ведь он и так очень, очень тебя не любит, Глеб, – улыбается. – И сегодняшнего унижения совершенно точно не забудет. Так что живи теперь лучше в оглядку, на всякий случай. Вилен вообще ничего не забывает. Даже по значительно более скудным поводам. А такого – не забудет, не простит.

Я лениво машу ладонью.

– Да он даже сам себя-то не любит, – морщусь. – Что уж тут про меня говорить. Куда этому блеклому типу еще кого-нибудь полюбить? Если только чисто потрахаться. А насчет предупреждения – спасибо, конечно, но я в курсе. Я даже, в отличие от тебя, вполне отдаю себе отчет в том, насколько этот удобный для тебя человечек опасен для всех окружающих. Вот только поделать с собой все равно ничего не могу…

Главный согласно кивает. Кряхтя, поднимается из-за бокового «переговорного» стола, за которым они сидели с Виленом, лезет в привычный бар-глобус, достает оттуда початую бутылку регулярного ирландского виски.

Нет, хороший напиток, если по мне. Но как-то уж совсем не по чину: такой виски пьют либо раздолбаи вроде меня, которых к концу тяжелого и не всегда полностью трезвого рабочего дня совершенно не волнуют тонкости послевкусия.

Мягко идет – и ладно.

Или стремящиеся «примодниться» в полупустых ресторанах менеджеры среднего и чуть ниже среднего звена. Главному, с его любовью к статусным вещам, хлебать это, в общем, не самое дурное пойло – слегка не по сроку службы.

Хотя, с другой стороны, меня он знает как облупленного и даже немного лучше. И на мое мнение о статусе его скромной персоны ему вот уж точно совершеннейшим образом наплевать.

– Будешь? – спрашивает.

Я только вздыхаю, одновременно пожимая плечами. А куда деваться-то?

Буду, конечно.

Наливай.

– Я б еще кофейку выпил, – киваю. – Желательно, чтобы только покрепче, приблизительно до состояния смолы. Твоя церберша вроде еще здесь? Она точно такой кофе варить умеет, я не раз проверял.

Главный кивает в ответ. Нажимает нужную кнопку селектора на аэродромных размеров рабочем столе, говорит в него нужные слова.

Плещет нам в стаканы виски.

– Извини, – ставит бутылку на стол. – Лед тоже Галка сейчас принесет. Я уже попросил. А я пока, с твоего разрешения, ебну полтинник так. Безо всякого льда.

Я снова вскидываю ладони. Типа, воля начальства – закон. Хоть и налил он совершенно точно не по пятьдесят на первый заход. Минимум по сто.

И это, в общем, правильно. Нечего тут декадентщину разводить.

Налили пить – пей…

Выдохнули.

Не знаю, может, мне и почудилось, но, по-моему, Главный даже довольно лихо занюхал благородный вискарь не менее благородным рукавом шитого под заказ пиджака – разумеется, «Бриони». Старая журналистская школа. Мастерство не пропьешь.

Уверен, вот точно так же они «троили» ноль пять в перерывах съемок с Дедом или с тем же Мишей Леонтьевым, Киселевым, Ванштейном…