Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Здоровье дороже.

Главный за мной с интересом наблюдает.

– Ну?

– Что «ну», – ворчу в ответ. – Не понукай, не запряг еще…

Он крякает. Качает большой заметно лысеющей головой.

Поправляет очки.

Разливает по стаканам остатки содержимого бутылки.

– Вообще-то, давно запряг, – криво усмехается. – И даже твое содержание в этих конюшнях оплачиваю. Причем довольно нехилое содержание. Поэтому хорош хуевничать, и давай отвечай на конкретно поставленный вопрос. Причем тобой же поставленный. И нефиг тут мне паузу выдерживать, не во МХАТе. Давай, говори.

Заканчиваю с нарезкой дорог.

– Да что тут говорить-то? – вздыхаю. – То, чем мы занимаемся, вообще-то изначально слабо соотносится с нормальными представлениями человека о том, как он должен жить, не находишь?

– Ну допустим, – прищуривается. – И дальше-то что?

Жму плечами.

– А ничего. Я все равно люблю свою работу. И еще: я больше ничего не умею делать. Вообще ничего. Только писать и думать. А еще меня камера отчего-то любит, чем вы с Дедом беззастенчиво пользовались. Да и деньги вечно нужны…

Глава 27. Журналистская солидарность

На улице, куда я вышел уже почти в полную темноту, изобильно подсвеченную болезненными фиолетовыми и зеленоватыми электрическими огнями, дождь фактически прекратился.

Так, накрапывал.

Совсем слегка.

Даже зонт открывать лениво.

Вполне достаточно низко надвинутой шляпы (на вызов к высокому начальству зачем-то привычно вырядился в костюм, хорошо хоть без галстука) и высоко поднятого воротника классического английского плаща.

Англичане, чувствуется, понимают толк в дождях. Это и нынешняя мокрая осень в нашей земле грустных дрожащих на стылом ветру осин подтвердила: воду плащ держал просто-напросто изумительно.

И, кстати, форму под дождем не терял.

Что для мужика, который и так не совсем в форме из-за совсем нездорового образа жизни, всегда достаточно актуально.

А, да. В выпивке эти чертовы англичане тоже понимают. И вообще – достаточно забавный, если разобраться, народ.

Хоть и вредный.

Править собой только позволяют уж каким-то совсем конченым долбоглотам. Помню, как раз от редакции работал первый визит их нынешнего премьера в Россию. Было видно, что умнейший мужик. Сам себя старательно обрекающий на роль совершенно конченого мудака: это был его единственный шанс.

Чтоб его мудаком и сочли, а он бы этим и воспользовался.

И он его блестяще использовал.

Прокатило.

Вот только один вопрос: нахрена? Нахрена тебе власть, если ты ее толком даже не можешь использовать, чтобы выполнить то, зачем ты в нее, в эту дурацкую власть, эдаким клоуном приходил?

Причем, что самое интересное, все и всё понимают.

Сделать ничего не могут.

Я тогда, помнится, у главного отличную себе командировку в Англию выпросил, в качестве поощрения. И под сюжет для недельной новостной программы.

Погулял по одному из своих любимых городов на земле (Москва не считается, это родина). Попил пива в сумрачных пабах Ист-Энда и в районе Кинг-Кросс, покормил уток мятым хлебным мякишем на пруду в Гайд-парке (знаю, знаю, что нельзя – но мне всегда очень хочется, а значит, можно).

Надрался вечером с давним лондонским приятелем. Русским, естественно, просто работает тут, в одном из европейских финансовых институтов. В знаменитом своими коктейлями Lab, что в районе Сохо.

Что нас за черт туда понес – не поняли оба.

Пили-то все равно исключительно виски.

Но оторвались на удивление хорошо…

Короче, понял внезапно: домой я сейчас не пойду.

А зачем? С собакеном уже погулял, кошаков покормил, даже рыбам в аквариум корм бросил, пока одевался. У Главного грамма два интересного порошка под шумок чисто случайно потырил. Если не больше: жадность – она жадность и есть.

С его разрешения, разумеется. А то еще б не хватало, да и скандала после не оберешься: в московской тусовочке к таким вещам относятся крайне болезненно. Просто сделал так, чтобы человек сам предложил.

Делов-то.

Что у нас тут достойного, из близлежащих заведений? Так чтоб было не сильно шумно, не пусто и, главное, чтобы знакомых не было даже в окрестностях. В голову отчего-то вообще ничего не приходило, кроме какого-нибудь, господи прости, пивняка.

Но пива в такое время суток и по такой погоде не хотелось.

Есть, разумеется – тем более.

С таким-то бэкграундом.

Хотелось виски.

Хорошего.

А еще хорошего чаю.

Горячего.

Можно, кстати, еще и кальян.

Но не обязательно.

А вот виски и чай – да.

И я просто вышел из нашего редакционного дворика, попрощался с вечно скучающей охраной, перешел через подземный переход, потом свернул с магистрали, поплутал по проходным и не очень дворам – да и побрел куда-то в сторону Хамовников. Через неглубокие лужи на асфальте, которых всего-то и хватало, что отражать внизу, под ногами, мутный мертвецкий свет ярких уличных фонарей.

Район тут у нас бойкий.

Найдется где промочить горло.

Да вот хотя бы сюда.

Маленький полутемный бар.

В меру шумный.

И главное – как красиво успел внутрь заскочить, как раз до того стремительно, судя по всему, приближающегося момента, когда на улице снова завел свою надоевшую песню нудный осенний дождь.

И, кстати, угадал.

Очень атмосферное место.

Как это сейчас модно: стойка вдоль витринного окна, с высокими стульями – для выпивающих в одиночестве или прижимающихся друг к другу молодых парочек, которым глубоко плевать на весь окружающий мир.

Столики для компаний.

Но сейчас бар заполнен примерно на две трети, вполне можно усесться в одиночестве за небольшой столик под пижонской гравюрой на стенке или под негромко что-то бормочущим экраном небольшого плоского телевизора.

На выбор.

А можно – и у окна.

Я люблю выпивать у окна.

Особенно почему-то в дождь…

Задумался, в общем.

– Глебыч! Иди сюда! К нам!

Ну вот ну твою же мать! И в бога, простите, и в душу!

Алекс.

Леха.

Никита, он же для близких – Никитос.

Серьезный человек, шеф информационки. Гарик, с которым мы еще с утра разговаривали. Вовка – он вроде недавно из «Коммерсанта» ушел. Надо бы поинтересоваться, что да почем, да рекомендовать его Главному. Очень взвешенный и толковый, вот только для коммерсовской потогонки слишком глубокий и ироничный журналист, отягощенный приличным образованием. Как он там, в этой помойке, столько лет продержался – ума не приложу.

Ваня.

Николаич – но этот вечно отдельно. Военкор. Взрослый дядька, чуть ли не Деда с Главным ровесник, который на войне чувствует себя давно намного лучше, чем в мирной гражданской жизни. Главный по этой части.

Очень себе на уме человек.

Они там все, кто под смертью ходят, такие.

Я сам эту школу прошел: это и в обычной жизни тоже приучает к