Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

И это заключение – признание официальной попытки уничтожения депутатов Всероссийского парламента.

Причем даже если сам Лебедев к этому был непричастен, то подобным заключением Ставка укрывала и «легализовывала» убийц.

О заблаговременной подготовке к расправе над «учредителями» говорит и установленный факт прибытия «ликвидаторов» в Екатеринбург еще 15 ноября[356]. Которая, вероятно, должна была произойти синхронно с колчаковским путчем. Но, видимо, этому помешало наличие в Екатеринбурге у чехов, гарантов существования Директории и Учредительного Собрания, больших, чем у Колчака, сил.

Впрочем, данная картина была бы неполной без упоминания описания других захваченных с Некрасовым и Перловым документов. Свидетельствующих о наличии в данном деле связи между атаманами Анненковым, Красильниковым и Семеновым. Видимо, подобное «невнимание» контрразведчиков Ставки объясняется желанием скрыть данные, способные повредить Лебедеву (как мы помним, все участники дела неоднократно упоминают «хорошо знакомого» им начальника ее разведотдела капитана Симонова). А значит, и Колчаку как его непосредственному начальнику.

Что же касается неспособности красильниковцев уничтожить народных избранников, то, как представляется, главная причина тому – негодность отобранных для этого убийц. Оказавшихся неспособными даже при выполнении задания воздержаться от кутежей, пьянства и разврата. Что, в свою очередь, было обусловлено общим крайне низким уровнем организации охоты на «учредиловцев» «сверху».

Однако вряд ли на такое дело могли послать новичков. И, вспоминая, за что задержали Некрасова и Перлова в Красноярке, нельзя исключать, что они реально были разыскиваемыми за убийство Новоселова подполковником А. Семенченко и хорунжим В. Мефодьевым.

События в Уфе

Отношения «черновцев» с чехами

Подобное поведение чехов отчасти реабилитировало их за Екатеринбург, в очередной раз заставив «учредиловцев» поверить в их искренность, и породив соответствующие надежды на иполучение иностранной помощи в борьбе против переворота.

Между тем, еще до приезда «черновцев» в Уфу, находящиеся здесь «члены Совета (управляющих ведомствами КОМУЧ – ред.), узнав о екатеринбургском разгроме, решили отправиться на фронт под защиту батальона имени Учредительного Собрания. Опираясь на него «и другие демократические части, они думали оттуда повести борьбу с Колчаком». Их отговорил Войцеховский, опасавшийся вредного влияния политических событий на фронт, гарантировав, что «колчаковские банды не посягнут на Совет…[357]»

Но поскольку в условиях гражданской войны власть определялась количеством и качеством штыков, этот генерал стал прибирать ее к рукам в Уфимском районе[358].

Тем временем в Уфе «учредиловцы» пытались договориться с чехами относительно ликвидации омского путча, «поддерживая живую связь с членами Чехсовета в Челябинске и Екатеринбурге через Фомина и посланных туда Брушвита и Л.Н. Гернштейна (возможно, Герштейн)[359].

Однако по данным Фомина, «…Национальный Совет опубликовал о непризнании Колчака, а Сыровый издал приказ, которым территория от Иртыша изъемлется, как прифронтовая полоса, из сферы действия приказов кого бы то ни было, кроме него, Сырового. Однако чехи держатся выжидательно-пассивно из-за еще не определившегося отношения к перевороту союзников (кроме Великобритании) и присутствия (в Сибири – ред.) члена центрального правительства (Чехословакии – ред.) Стефанека, просившего до его приезда решительных выступлений не производить. Это и положение на фронтах (контрнаступление красных на востоке России – ред.) не дают возможности комитету Съезда развернуть свою деятельность. Отсутствие сведений о происходящем в Омске, и вынужденность питаться в этом отношении слухами не дают Съезду возможности ориентироваться в положении»[360][361].

Иными словами, чехи тормозили противодействие перевороту, не желая осложнять отношения с державами Антанты, от которых они зависели, и опасаясь развала антисоветского фронта и перспективы остаться против большевиков один-на-один.

А 28 ноября 1918 г. Фомин писал «Комитету Съезда членов Учредительного Собрания»: «27-го числа пошли слухи из штаба Трегубова (начштаба главнокомандующего Западным фронтом русских войск, колчаковец), что туда пришел приказ из Омска о смене Сырового и Трегубова за допущенный проезд членов Учредительного Собрания в Уфу и об аресте Челябинской партии эсеров. Трегубов негласно распорядился о моем изъятии…

Доктор Гесса (местный представитель Чехосовета) отрицает, что ему известно о существовании приказа Колчака о смещении Сырового. Однако, услышав от меня это сообщение, он не удивился и записал сказанное мной для немедленной передачи Сыровому… Впечатление, что чехи от меня что-то скрывают. Возможно, это объясняется личными свойствами доктора Гесса /скрытность, необщительность/ и малым моим знакомством с ним, но возможно, что у чехов назревают решения, которые они пока хотят оставить при себе.

Внешне они ко мне по-прежнему очень предупредительны, подчеркивают, что имеют в моем лице дело со съездом членов Учредительного Собрания, но добиться от них ничего я не могу. У них чувствуется какая-то суетливость и растерянность. По их словам, они тоже живут слухами, ибо разговоры по проводу с Рихтером /Омск/, им ничего не дали.

Сыровой вчера подтвердил гарантию моей неприкосновенности.

Вопрос о реквизиции канцелярии Съезда я не выяснил. Гесса удивился, узнав, что приказ Сырового об отмене реквизиции не исполнен, т. к. штаб Трегубова объявил, что Сыровой отменил свой приказ.

Подчеркиваю полностью неприличное поведение при реквизиции служащих Съезда во главе с Барсовым (в чем конкретно это выразилось он не конкретизирует, но видимо, они если не способствовали в этом трегубовцам, то не спрятали вовремя важные документы и ценности – ред.).

От представителя Украины, с которым я вам послал свое второе письмо, вы уже знаете о поведении правительства Чайковского. Тот же источник вам, вероятно, уже подтвердил пребывание в Омске арестованной и освобожденной делегации Северного правительства в лице Лихача, Дедусенко и С. Маслова…

Кириенко не сдает комиссарства и ожидает, что завтра русским штабом будет проведена насильственная попытка передачи комиссариата назначенному Колчаком Балинову.

Доклад Петровича Сыровому о формировании добровольческих частей получил благоприятное впечатление.

Вагон мне не дали, я без квартиры, живу в отвратительной обстановке в Челябинском союзе потребительских кооперативов «Единение».

Французская миссия выехала в Уфу. Американского консула Вильямса здесь еще нет. Для покупки теплых вещей для Съезда необходим соответствующий аванс»[362].

Чехи и словаки «берут паузу»

Впрочем, произошедшее не похоронило окончательно надежду на вмешательство чехов. Тем временем Стефанек встретился в Омске с белогвардейскими лидерами и распорядился чехословацким подразделениям продолжить борьбу на фронте (что не исполнили из-за нежелания солдат воевать против большевиков)[363].

Однако фактически Стефанек поддержал Колчака и не дал «добро» Чехкорпусу выполнить гарантии «реставрации» Директории и открытию работы Учредительного Собрания. Чего ожидали от него многие его подчиненные, сочувствовавшие «учредителям» – член Чехсовета доктор Власек[364], комендант Уфы Ребенда и др. Но этого было недостаточно, чтобы перебороть решение Стефанека, вынужденно оглядывавшегося на позицию зарубежных гарантов его новорожденной страны, поставивших на Колчака.

В