Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

– Хорошо.

Епитрахиль на голову положил. Незабываемая исповедь. Она знала, смерть рядом. Слёз не было. Обычные слова. Я их тысячи раз слышал. И от неё тоже, а тут было настоящее покаяние. До сих пор его слышу, и горло перехватывает, как вспомню. Подобное было пару раз в тюрьме, много лет окормлял тюрьму строгого режима. В церкви такого не услышишь, я, во всяком случае, не слышал. Говорила ровным тоном, но это был покаянный крик, голос не повышался, ни пафоса в нём, ни слёз – и крик. Бывает, слезами исходит человек под епитрахилью, а здесь нет – всё уже выплакано, всё выболело. Бог послал ей испытание болезнью, болела долго, тяжело. Как в награду дал возможность по-настоящему покаяться перед смертью. Зоя чувствовала: немного осталось. Через полтора часа дочь позвонила: «Мама умерла». Но сколько сердца было в её покаянии. Как сказано: «Сыне, дай Мне сердце твое». Не слова красивые дай, не горячие эмоции, дай сердце. Покаяние Зои пронзило меня, прошло с головы до пят. Смиренно принимала смерть. Вот бы так умереть…

Вышли с батюшкой из церкви. Самое начало апреля, ветрено, солнечно. Вблизи храма установлен белый танк Т-34, на нём надпись: «Димитрий Донской». В Великую Отечественную войну Русская православная церковь собрала пожертвования на колонну танков, которую выкрасили белой краской, грозные машины на башнях победно несли гордое имя святого благоверного князя.

– Танк не из той колонны, – поясняет батюшка, – оригинал не найти, столько времени миновало, я предложил поставить копию. Церковь в честь Димитрия Донского, в ней будущие танкисты молятся, и легендарный танк рядом.

Белый танк, белоснежные стены храма, такая же колокольня стоит поодаль, метрах в тридцати от церкви. На месте танкового училища в Великую Отечественную войну стояла 39-я бригада, которая готовила первые три года войны дивизии, отправляемые на фронт. Всего была сформирована двадцать одна дивизия, порядка трёхсот тысяч сибиряков ушли на фронт отсюда, а вернулись из них домой около ста пятидесяти тысяч, поэтому и храм в честь Димитрия Донского – храм-памятник, и колокольня, отдельно стоящая, колокольня-памятник воинам, ушедшим защищать страну от врага. На колокольне ожил большой колокол. Густые звуки поплыли в высокую синеву неба, украшенную лёгкими мазками перистых облаков.

– Пригласил звонаря-профессионала, – поясняет батюшка Сергий, – надо правильно повесить колокола. Мы их неверно установили, но на Пасху Господню будет по всем правилам. Колокольню поставили на месте беседки, а колокола пожертвовали. Когда я пришёл в училище, начальником был генерал-майор, дагестанец. По сей день общаемся. Первое, что сказал, знакомясь: «Батюшка, на каждом мероприятии, проходящем у нас, хочу видеть вас по правую руку от меня». Мусульманин и вот такое отношение к православию. Он уже три года как в Москве, но со всеми православными праздниками меня поздравляет, эсэмэски шлёт, двунадесятые праздники – это обязательно, а также с другими, к примеру, с Казанской иконой или Владимирской, с моим небесным покровителем Сергием Радонежским. Скоро Благовещение – непременно поздравит, а потом с Вербным воскресеньем… Прихожу как-то в церковь, стоит набор из пяти новеньких колоколов. Спрашиваю: откуда? Мне говорят: передали, от кого – не сказали. По косвенным признакам понял, бывший начальник училища пожертвовал. Сам не говорит, я не допытываюсь, но некая информация просочилась.

Мы направились в сторону командно-пропускного пункта (КПП) училища, рядом с ним находится церковное помещение, в котором проходят занятия воскресной школы, при постройке храма в нём велись службы, батюшка предложил попить чаю. Мимо нас торопливым шагом проследовал курсант, обогнал, потом резко остановился, развернулся и отдал батюшке честь:

– Здравия желаю!

– Здравия желаю, дорогой! – ответил отец Сергий. И, когда курсант удалился, пояснил: – Так отвечаю на их «здравия желаю». Меня приветствуют, как офицера, а я отвечаю, как батюшка.

– Посмотрите, – отец Сергий указал рукой в сторону КПП, к нему подошла группа курсантов, человек тридцать. – С полигона прибыли. Хорошие здесь парни учатся. В церкви помогают, алтарники у меня только из курсантов, принципиально никого больше не привлекаю. Мой сын в прошлом году окончил училище с красным дипломом, пять лет был старшиной курса.

С сыном батюшка встретится на войне через пять месяцев после нашего разговора, когда в очередной раз отправится в командировку за «ленточку». Попросит командиров построить маршрут таким образом, чтобы география поездки прошла через часть сына.

Встретятся они в Мелитополе, а дальше сын повезёт отца-священника за «ленточку».

Мелитополь для батюшки город армейской юности. Срочную службу проходил здесь в авиационном полку. Призывался в Казахстане, а служил на Украине. Рассказывает: «Мощный был аэродром, прилетали огромные «Мрия» и «Руслан», просто огромные, Ил-76 по сравнению с ними, что воробей с орлом». В Мелитополе застал батюшку развал Советского Союза. Украина, распираемая от самодовольства, объявила себя «нэзалэжной» и с хохляцкой упёртостью двинула по скользкому пути в сторону фарисейского Запада, лукавый путь и привёл в конечном счёте к войне на востоке с Россией. А тогда воинов, кто отказался давать «нэзалэжной» присягу, при объявлении «нэзалэжности» выгнала: москали нам нэ трэба. Было батюшке, когда Украина показала ему на дверь, около двадцати, почти в таком же возрасте сын пришёл в Запорожскую область защищать Россию от украинской «нэзалэжности» под немецкой свастикой.

– Сын окончил училище, и даже отпуск как выпускнику был сокращён, в часть направили, но не сразу на передовую, тут грамотно подошли. Перед тем как на постоянку определить, несколько раз кратковременно дней на десять – пятнадцать отправляли за «ленточку», давая возможность адаптироваться. Сейчас сын командует контрактниками моего возраста. Настоящие вояки, прошли все горячие точки – Кавказ, Сирию, Югославию… Сутки я у них провёл. Исповедовал, причащал.

В ту командировку, это уже не под Мелитополем, попал батюшка под жёсткий обстрел, но Бог миловал. Укры вознамерились выкурить наших из лесополосы, забрасывая зажигательными снарядами. Батюшка был на позиции штурмового отряда из «кашников», заключённых, подписавших контракт с Министерством обороны. Пока было спокойно, успел провести перед причастием не общую исповедь, как нередко бывает на передовой, индивидуальную. Как говорилось выше, с зэками в колонии строгого режима приходилось работать отцу Сергию, знал этот контингент.

– На войне многие нуждаются в покаянии, в поддержке, – говорит батюшка. – Один, понимая, в любой момент может погибнуть, кается в прошлых грехах, что грузом на сердце. Другой переживает потерю друга. Мужик, ему за сорок, «десятку» в лагере отсидел, а никак не может отойти от смерти того, кого знал-то месяца три-четыре, казалось бы, всего ничего, но это война, всё накалено и спрессовано. Со смертью друга что-то щёлкнуло, перегорело, снова и снова возвращается к потере, душа не может примириться и успокоиться.

Студёный ветер треплет голые ветви берёз, незаметно замедляем шаг в разговоре, останавливаемся, хорошо дышится в весеннем просторе, осенённом крестами храма. По моей просьбе батюшка рассказывает о полевом лагере, который развернули в училище в сентябре двадцать второго года в период частичной мобилизации. Как и в Великую Отечественную войну, здесь формировались бригады, отправляемые на фронт. Десять тысяч человек было собрано на этот раз. Не одну сотню мобилизованных крестил отец Сергий в те месяцы в походной церкви, десятка полтора пар венчал. Интересным показался факт, поведанный батюшкой. Пока мобилизованные находились в лагерях, более трёхсот человек подали заявления в загс с желанием идти на войну в статусе семейного человека. Загс пошёл навстречу, оформлял документы, проводил процедуры бракосочетания в ускоренном варианте, без соблюдения обычной очереди. Война заставила по-иному посмотреть некоторых наших граждан на институт, лукаво называемый в народе «гражданским браком». Возможно, я ошибаюсь, были другие более житейские и приземлённые мотивы. И всё же, думается, кто-то, ожидая отправки в сторону «ленточки» (новые термины широко вводит в речевой оборот новая война: ленточка, запятисотить, располага, стрелкотня…), вдруг осознал, там, где за тобой неотступно будет ходить смерть, где в тебя будут лететь пули и мины, по-божески правильно мыслями обращаться к жене, а не к эфемерному «другу» в юбке. К жене протягивать греющую сердце, прочно связующую ниточку: жди меня, и я вернусь. Ведь муж и жена одна плоть. И женщина в тылу будет не «партнёра» ждать с войны,