Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике - Владимир Владимирович Симиндей

class="a">[295] Именно эта бригада впоследствии будет развернута в 19-ю добровольческую дивизию СС (приказ о формировании от 7 января 1944 г.). Одновременно был произведен набор добровольцев и проведена мобилизация для 15-й латышской добровольческой дивизии СС, три полка которой (3-й, 4-й и 5-й) были сформированы к середине июня 1943 г. Всего в латвийской историографии признается включение в состав двух дивизий войск СС как минимум 11 полицейских батальонов[296] (тогда как реально в латышские СС – «депо» попадал персонал из куда большего числа переформированных в полки, распавшихся или разбитых полицейских батальонов, коих насчитывалось 42 латышских и 7 латгальских – в последние набирались в основном местные русские, считавшиеся недостаточно надежными).

Важным фактором формирования Латышского легиона СС был добровольный характер комплектования офицерского и инструкторского (унтер-офицерского) состава. Оберфюрер СС, начальник штаба генерал-инспектора Латышского легиона СС Артурс Силгайлис в своих мемуарах отмечал, что офицеры и инструкторы бывшей латвийской армии приглашались на службу в индивидуальном порядке и могли отклонить это предложение, однако в таком случае рисковали отправиться на «трудовой фронт».[297] Абсолютное большинство офицеров и инструкторов или сразу предлагали свои услуги нацистским оккупантам в 1941–1942 гг., или не отказывались от приглашения в условиях 1943–1944 гг. Если общую долю «чистых» добровольцев в составе двух латышских дивизий войск СС латвийские историки оценивают в 15–20 % из около 52 тыс. личного состава,[298] то процент добровольцев-офицеров и инструкторов, составлявших костяк легиона, мог достигать, по нашим оценкам, 90 % и 60 % соответственно.

Все латышские легионеры СС лично давали присягу на верность германскому фюреру: «Именем Бога торжественно обещаю в борьбе против большевизма беспрекословное послушание главнокомандующему немецких вооруженных сил Адольфу Гитлеру, и как смелый воин буду всегда готов отдать свою жизнь за эту клятву».[299] Характерно, что некоторые современные латышские авторы даже в самом тексте присяги пытаются найти повод для снятия моральной ответственности с тех, кто ее давал. Например, учитель Валдемарпилсской средней школы, автор учебников по истории, выдержанных в духе националистического мифотворчества, доктор педагогических наук Индулис Кениныш полагает, что «если не клясться, а только давать торжественное обещание, пусть и именем Бога, то данный акт все же имеет меньший моральный вес».[300]

Следует отметить, что тенденцию к «рафинированию» истории Латышского легиона СС, его глорификации путем выставления в качестве «национально-освободительного» соединения, преувеличения боевой доблести легионеров, замалчивания преступлений и массового дезертирства, отмечавшегося в 1944–1945 гг., задали бежавшие на Запад бывшие высокопоставленные легионеры (Рудолфс Бангерскис,[301] Артурс Силгайлис[302] и др.). В латышской эмиграции была предпринята попытка оправдаться перед современниками и потомками, описав также и будни карателей из полицейских батальонов в 1942–1944 гг. исключительно как борьбу с «вооруженными бандитами» (партизанами) и назвав судебный процесс 1961 г. против девяти членов 18-го полицейского батальона, повинных, в частности, в уничтожении узников Слонимского гетто, «дикарским актом русских коммунистических империалистов».[303]

И сегодня тон в латышском информационном пространстве задают лица, в политико-идеологическом, а то и в личном плане заинтересованные в восхвалении нацистских пособников. Среди них выделяется бывший командир ударного взвода 19-й дивизии войск СС, автор русофобских брошюр, бывший депутат Сейма от неонацистского объединения «Все для Латвии!» Висвалдис Лацис, ставший в 2014 г. почетным доктором Латвийского университета по истории. В 2007 г. он с претензией на воспитание молодого поколения представил книгу «Латышский легион в свете истины», в которой оправдывает латышских офицеров, давших присягу Гитлеру еще в мае 1941 г., в надежде на скорую войну с «империей Кремля»,[304] и скрупулезно приводит цитаты из благожелательных высказываний в США и странах Западной Европы о легионерах – «борцах с большевиками», раздававшихся в разгар «холодной войны». В. Лацис с гордостью вспоминает о том, что с приходом немецких оккупантов в Ригу в июле 1941 г. сразу же записался добровольцем в 16-й полицейский батальон, затем в 1943 г. окончил курсы в роте по подготовке инструкторов 266-«Е» батальона. Затем он был оставлен там обучать будущих капралов из числа наиболее отличившегося рядового состава латышских полицейских батальонов, уничтожавших борцов сопротивления и мирное население в Белоруссии и западных регионах России.[305] В тон Висвалдису Лацису высказывается и официозный историк Улдис Нейбургс, подвизающийся в местном «Музее оккупации».[306]

* * *

Поражения на фронте и недостаток добровольцев побудили германские военные и оккупационные власти совместно со структурами марионеточного латышского самоуправления прибегнуть к мобилизации мужского населения Латвии, пригодного для военной службы. Эти действия, безусловно, нарушали нормы международного права, однако у лиц, подвергавшихся призыву, были различные возможности уклониться от соучастия в Латышском легионе СС. Согласно директиве о мобилизации, начавшейся в марте – августе 1943 г., подлежащие трудовой повинности лица были вправе добровольно выбрать один из трех предлагаемых видов службы. И хотя фактические возможности выбора вскоре были существенно сокращены, германские оккупационные власти рассчитывали привлечь призывников в различные коллаборационистские подразделения в следующих пропорциях: в легион СС – 15 500, в интересах вермахта – 22 000, на гражданскую службу – 15 600. При этом распоряжение Г. Гиммлера от 24 марта 1943 г. выдвигало дополнительные условия для призыва в Латышский легион: арийцы без судимостей 17–45 лет, ростом не ниже 164–168 см, физически пригодные для службы в войсках СС.

Многие латвийские призывники старались избежать «бытовых неудобств», связанных с трудовой повинностью и оборонными работами, учитывали более выгодные финансовые условия военной службы, опасались попасть в «нелатышские» вспомогательные подразделения вермахта и, поддавшись мощной пропаганде, предпочитали призыв в «свой» легион СС или же просто не сопротивлялись этому. То есть очевидно, что у них изначально все же был тот или иной выбор – быть может, связанный с коррупционными методами решения вопроса, но не предрешенный смертельной ответственностью перед немцами. Следовательно, латышские легионеры войск СС (как и эстонские) не подпадают под исключения, сделанные Нюрнбергским трибуналом.

О предпочтениях призывников свидетельствуют и данные первого этапа мобилизации: вместо запланированных 15 500 человек в легион СС записались и были отобраны почти на 2,5 тыс. человек больше – 17 971, тогда как в вермахт – 12 979 (почти на 9000 меньше плана), в прочие службы 4 769 (менее трети от плана).[307] Важным нюансом, склонявшим призывников в пользу легиона СС, был тот факт, что во вспомогательные подразделения вермахта и на отбытие трудовой повинности отправляли сразу после прохождения медицинской комиссии, тогда как будущих легионеров временно распускали по домам, призывая на службу постепенно, вплоть до осени 1943 г.

Схожая ситуация наблюдалась в ходе второго (октябрь – ноябрь 1943 г.) и третьего (декабрь 1943 – январь 1944 г.) призывов. В этот период относительно безопасными для жизни были различные формы