Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Однако так поступила лишь часть «буржуазных социалистов». Другие, включая П. Михайлова, Маркова и прочих «учредиловцев», решили бороться против Колчака с оружием в руках.

Судьба тюремных «невозвращенцев»

Однако несколько «учредиловцев» в тюрьму не вернулись. Предположим, что решение о дальнейшем поведении освобожденные принимали в зависимости от группы, в какой они находились. Они разделились после изгнания из тюрьмы вероятно потому, что их выпускали не одновременно. Кроме того, разбежавшись, они имели больше шансов спастись в случае возобновления на них охоты в условиях неопределившегося исхода борьбы за Омск. Что, впрочем, уже демонстрировало отсутствие их единства.

Так, по данным Сперанского, «Наша группа остаток ночи провела в подвале редакции газеты «Слово» на Гасфортовской улице, д.18. Часть пыталась пройти ночью по частным адресам, но вернулась, напоровшись на патрули. Утром все разошлись. Я задержался, т. к. на моем попечении остался больной член Учредительного Собрания В. Владыкин. Около 10 часов утра нас перевезли лошадью на окраину в рабочую квартиру. Будучи оторваны от остальных, мы не знали о добровольном возвращении товарищей в тюрьму и спешно готовились к отъезду из Омска»[488].

По словам Сперанского, «о приказе Бржезовского, грозившего расстрелом бежавшим и укрывавшим их, мы слышали от своих хозяев. Но когда во 2-м участке милиции 24 декабря, где арестовали меня и Владыкина (он не раскрывает деталей случившегося – ред.), дежурный помощник многозначительно сказал: «ночью в тюрьму вас отправлять не буду – там сейчас главенствуют военные», мы не поняли трагического значения этих слов. Ночь провели в милицейской «каталажке». Нас привели в тюрьму только 25-го»[489].

Подобное отношение объяснялось если не прямым сочувствием «учредителям» омичей и части милиционеров, то их недовольством колчаковскими порядками.

Подобно Сперанскому и Владыкину повели себя и другие «учредиловцы», включая Н. Иванова и Федоровича. Причем они избежали повторной поимки.

Немалую роль в этом сыграли владельцы квартир, где они отсиживались. Возможно, это были эсеры или сочувствующие им. Однако это не меняет сути произошедшего. Зная о грозящей за их «укрывательство» смерти, они приютили их. Это ли не свидетельство авторитета членов всероссийского парламента?..

Далее, отсидевшись, Иванов и Федорович ушли из города, несмотря на введенные колчаковцами ограничения на въезд и выезд из него.

Важно отметить, что они, несмотря на действовавшие военное положение и ограничения передвижение, знали местопребывание друг друга и поддерживали между собой связь.

Так, супруга Фомина разговаривала с Федоровичем и Ивановым относительно возвращения в тюрьму, но они «категорически отказались сдаваться».

Также, по ее словам, «На квартирах (видимо, других) были X. и Z. (личности не установлены – ред.). Оба говорили, что при царе было труднее – шпионы, охранка, и то не сдавались. Советовали ни в коем случае не возвращаться в тюрьму. Предлагали достать лошадей на завтра для выезда из города…[490]» (остается догадываться, что чувствовали Федорович и Иванов, узнав о дальнейшей судьбе Брудерера и Фомина, предложившего «солидарно» сдаться – ред.)

Заметим, что относительно сдачи колебался и Фомин, успевший получить с Девятовым подложные паспорта на случай перехода на нелегальное положение.

Что же касается остальных «невозвращенцев», то до сих пор неизвестно, каким образом спаслись другие видные «учредители И.П. Нестеров и В.Н. Филипповский. Они скрылись из Омска и активизировали работу против белых, сыграв важную роль в их разгроме, о чем будет рассказано в продолжении данной книги.

Также неясно, что произошло тогда с их коллегой Должановым (он же Долзанов, Дощанов и Досжанов). Но видимо, подобно чувашам киргизы держались вместе по национальному принципу. Так, по показаниям бывшего советского деятеля Тогулова, после принудительного освобождения из тюрьмы 22 декабря «Я, Альджанов[491] и Долзанов, член Учредительного Собрания от Тургайской области, пошли ко мне в квартиру по Лагерной улице, № 9» в Омске[492].

30 декабря Альджанова и Тогулова задержали колчаковцы почти в 500 километрах от Омска. Долзанова с ними не было. Куда он направился, служащих контрразведки, допрашивавших его спутников не заинтересовало. Возможно потому, что «учредиловцев» к тому времени (27 декабря 1918 г.) освободили.

Также отсутствие интереса к Должанову могло объясняться тем, что он в отличие от того же Фомина не выделялся своим антиколчаковским рвением.

Самосуд или спланированная расправа?

Арестованные «учредители» ждали начала следствия, однако ночью 23 декабря произошла трагедия.

Колчаковский премьер Вологодский писал: 24 декабря «вечером на закрытом заседании Совета Министров управляющий МВД А.Н. Гаттенбергер доложил рапорт областного комиссара (акмолинского, Резанова – ред.). Из тюрьмы под угрозой расправы с ее начальником (следствие этот момент старалось не «выпячивать» в официальных материалах – ред.) офицеры с солдатами выхватывали членов Учредительного собрания под предлогом доставления их в военно-полевой суд, бесследно исчезавших»[493].

Причем по данным Вологодского, «погибли опаснейшие для большевиков люди, серьезно влиявшие на рабочих и крестьян»[494].

Произошло это после подавления большевистского восстания в Омске, организованного «красными учредиловцами» А. Масленниковым и А. Нейбутом (о которых будет рассказано отдельно). К утру 22 декабря оно потерпело поражение.

В тот же день в Омске расклеили приказ № 92 начальника его гарнизона генерал-майора В. Бржезовского срочно вернуться в тюрьму выпущенным из нее лицам. В нем говорилось: «Сегодня ночью, благодаря провокации, из областной тюрьмы была освобождена часть арестованных. Всем незаконно освобожденным из тюрьмы приказываю сегодня же явиться добровольно к ее караульному начальнику, коменданту города или в участки милиции.

Все укрыватели бежавших арестованных, хозяева и домохозяева квартир, где таковые будут найдены, будут преданы военно-полевому суду.

Для суждения задержанных назначаю военно-полевой суд, которому открыть действия СЕГОДНЯ и закончить в трехдневный срок…

Командирам военных частей и начальнику милиции приказываю выслать на все дороги, выходящие из г. Омска, станции ж. д. сильные заставы и патрули для поимки бежавших преступников. С сего числа воспрещаю выезд из Омска без моего разрешения[495]».

Иными словами, не явившихся добровольно и их «укрывателей» приравняли к «мятежникам» и им грозила смертная казнь.

Как уже говорилось выше, большинство членов КОМУЧ и Учредительного Собрания выполнили этот приказ[496].

Однако восьмерых таких возвращенцев ночью 23 декабря 1918 г. убили. Заметим, что, судя по данным Сперанского, Н. Фоминой и С. Девятовой, приведенным выше, о подготовке убийств «учредиловцев» было ясно заранее, когда еще до восстания в тюрьме появлялись пытавшиеся это сделать офицеры.

Согласно же первичному следствию колчаковского прокурора Коршунова установили, что в расправах над арестантами участвовали красильниковцы во главе с подпоручиком Барташевским, которыми руководил комендантский адъютант прапорщик Черченко.

Очень показательно, что изначально официальные власти трактовали произошедшее как «бессудное убийство», а самих убийц не арестовали,