Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

представители военных властей очень неохотно общались с ними, не желая выдать трупы, сознательно вводя в заблуждение относительно произошедшего. «Из бесед с Казаковым[504] (куратор первичного прокурорского декабрьского расследования событий – ред.), Коршуновым и Шредером (следователь – ред.) я убедилась, что им известны физические виновники убийств и они их укрывали…[505]»

Показательно, что Мартьянов, даже оказавшись в руках большевиков, скрывал детали произошедшего: «…о расстреле членов Учредительного Собрания я ничего показать не могу, т. к. канцелярия Верховного Правителя не имела отношения к этому делу»[506].

И колчаковские власти «водили за нос» несчастных жен погибших относительно местонахождении трупов их мужей. Для их выдачи они неоднократно добивались личных встреч с представителями военных властей, сознательно не желавших этого раскрывать, и немало потрудиться в бесконечных поисках по участкам, канцеляриям[507].

Причем, по словам Фоминой, несмотря на получение «колчаковского» разрешения, «начальник гарнизона меня не принял, указав: «на усмотрение начальника милиции Омска…[508] Страшное состояние, когда рассудок мутится от ужаса совершившегося, а тут формальности – разрешения, длительная процедура их записывания и т. п.

Добившись свидания с начальником гарнизона, В.В. передал ему пакет из канцелярии Верховного Правителя об оказании содействия в отыскании тела Нила…[509] Бржезовский написал приказ городской милиции. Здесь нас долго держали, составляя приказы в третий и пятый участки городской милиции, где были в эти дни убитые…

Я волновалась, негодовала на их жестокость, медлительность, способной помешать нам выяснить, где Нил… Канцелярские служащие слоно в ужасе медлят над бумажкой, неоднократно перечитывая ее, ум, видимо, не может постигнуть ужаса, заключенного в них… и я меньше сердилась на них, отчасти прощая им их медлительность… Я подмечала, что простые солдаты, милиционеры сочувствуют нам, жалеют нас, сокрушенно качают головами и вздыхают над судьбой членов Учредительного Собрания…[510]»

Из этих свидетельств и показаний других свидетелей следовало, что колчаковцы пытались не допустить утечки информации о случившемся, включая местонахождение трупов погибших. Что при этом переживали родные погибших, остается лишь догадываться.

И Фомина с Девятовой прошли не один круг ада, прежде чем нашли тела своих мужей. Так, по словам первой, «Мы дошли до участков милиции, где были трупы усмирения мятежа. По их указаниям мы были в Анатомическом театре. Там лежала груда убитых… Мы не смотрели до конца – это было ужасно, было выше моих сил…[511]

Здесь было до 50 убитых. В страшной тоске, заполонившей меня всю, я кричала, плакала. Это был крик всего моего существа, протеста и скорби… Я просила С. посмотреть, там ли Нил. С. долго не могла собраться с силами… Сторож сказал, что здесь убитые в воскресенье (22 декабря – ред.) Значит, наших не может здесь быть …[512]»

Далее, «нам сказали, что есть еще неубранные трупы на Иртыше у переправы…[513] Начальник участка милиции (по словам Фоминой, 3-го, по данным же Девятовой 5-го) заявил: там «люди “в манжетах”, должно быть, члены Учредительного Собрания».

Фомина вспоминала: «Мне казалось, он пытался подмигивать подчиненным: «Вот, мол, как бывает «учредиловцами». Потом он пересилил себя, перестал улыбаться, и с сочувствующим лицом рассказал, как туда проехать, уточнив у милиционера: «Не спущены ли под лед?» (один из тогдашних способов казни и сокрытия улик – ред.)

Убиты и ограблены

Мы долго ездили, не могли найти, пока с нами (25 декабря) не поехал милиционер, быстро привезший нас к месту[514]. Лошадь в страхе захрапела… Я груду перепутанных человеческих тел, полузанесенных снегом… меня захватил безудержный крик муки и тоски… Страшная скорбь по случившемуся…»[515]

По данным В. В. Куликова, трупы нашли «на левом берегу Иртыша в саженях 30 от дороги, ведущей от крепости, в небольшой ложбине… Судя по тому, что под ними и вокруг них было много крови, отсутствовавшей в других окрестных местах, всех их убили залпом на месте их обнаружения»[516].

Однако у его коллеги А. А. Емелина было иное мнение: «У меня сложилось впечатление, будто трупы сюда привезли (лежали рядом друг с другом в ряд) и сложили[517]».

По словам Девятовой, «нашли 10 трупов у дороги через Иртыш у переправы. Девять трупов лежали в ряд лицом кверху, Брудерер – несколько впереди (возможно, он пытался бежать или его почему-то убили раньше остальных – ред.). Все без сапог, шуб и пальто, некоторые без пиджаков и в одном белье. Нашли трупы Брудерера с раной на лбу от сабельного удара, Барсова (Н.Я.) и Марковецкого (В.А.) со снесенным черепом. Мне при моем психическом состоянии было трудно осматривать трупы подробно, и я не могла увидеть все раны и увечья на них. Знаю со слов А.Н. Сперанского или Цлабыкина, что у трупа Лиссау был отсечен наполовину нос»[518].

По данным В.В. Куликова, «Марковецкий, видимо, стал приподниматься на руках и получил удар, почти отделивший лицо от черепа. В таком положении он и застыл[519].

Фомина вспоминала, как Девятова обнаружила труп ее мужа: «лицо Нила с кровавым пятном спокойно…»[520][521]

В.В. Куликов утверждал: «На трупе Фомина я видел огнестрельную рану на груди и рубленую рану на темени по направлению от лба к затылку…[522]»

Наталья Фомина вспоминала: «я тщетно пытаюсь представить себе, как он погиб. Эти вопросы непрестанно гвоздят мозг… он был зверски зарублен. Сабельными ударами переломлены руки, каждая в двух местах, рассечена голова, есть штыковые и винтовочные раны… Две раны на голове, сабельная, поперек головы сзади, и револьверная, в левый висок за ухом (след контрольного выстрела, сделанного адъютантом Черченко – ред.). Его вещи все изрублены, пропитались кровью, шапка и рубашка со штыковыми следами…[523]»

Колчаковский министр Г.К. Гинс признает, что «Труп Фомина носил следы не только огнестрельных ран, но и побоев»[524].

По версии же колчаковца Гутмана-Гана, поскольку «убитым (было – ред.) нанесено много сабельных ударов и штыковых ран», это произошло «во время завязавшейся борьбы. Очевидно, убитые отчаянно сопротивлялись»[525].

И хотя следствие ее не подтверждает, этого нельзя исключать, особенно в отношении «горячего» Фомина, неоднократно демонстрировавшем себя яростным бойцом. Недаром именно его труп имел наибольшее количество повреждений.

По данным «учредиловца» Ракова, трупы были так изуродованы, что Фомина опознали «По бороде», а жена Брудерера не узнавала его, пока не показали метки на его окровавленной рубашке»[526].

Потом, по данным Натальи Фоминой после «формальностей, разрешения на погребение, я успела взять Нила Валериановича и похоронить