Искупление - Элис МакДермотт

Затем Шарлин рассказала мне про Лили и ее прокаженную двоюродную сестру. Неразлучные, как близнецы, они родились в один месяц, только мать Лили родов не пережила. Дядя и тетя Лили, работавшие в сайгонском ателье, взяли ее к себе, но, когда девочкам было двенадцать или тринадцать, у сестры Лили начались проблемы со здоровьем и родители отослали ее в свой родной городок (так выразилась Шарлин, но, насколько я поняла, это была просто деревня). Подальше от шума и грязи большого города. Лили хотела поехать вместе с сестрой – со своей близняшкой, своим сердцем (именно эти слова она употребила, рассказывая историю Шарлин во время примерок зеленого платья), – но дядя с тетей уже привыкли полагаться на Лили в ателье, на ее верный глаз и умелые пальцы. Вскоре после того, как сестра Лили покинула Сайгон, местный священник дал название ее недугу и девочку отправили сюда. А два года назад дядя с тетей закрыли ателье (у них появилась возможность уехать во Францию), оставив Лили в Сайгоне одну. Марша Кейс, «главная здешняя модница», была клиенткой ателье и с радостью взяла ее к себе.

Вот уже почти десять лет Лили не виделась с сестрой – со своей близняшкой, со своим сердцем. Почти десять лет.

– Недопустимо, – сказала Шарлин.

Когда мы вернулись в столовую, Уолли и сестра Антуан перешептывались в углу. Она то ли что-то объясняла ему, то ли о чем-то просила – жесты мягкие, но напряженные. Уолли, склонивший к ней голову, кивнул, затем пожал плечами, затем снова кивнул. Кажется, это ее не успокоило.

После чая, пока Уолли, Доминик и Шарлин ходили к машине за ящиком с медикаментами, сестры проводили нас с Лили в небольшую, но светлую комнату окнами во двор, выделенную под наше ателье. Для меня там поставили парту и стул, для «клиенток» Лили – деревянную тумбу, на которую они должны были взбираться для снятия мерок. У дальней стены, куда доходило меньше всего света, стояла аккуратно застеленная кровать. Похоже, комната ждала нового хозяина. Или совсем недавно освободилась от старого.

Двоюродная сестра Лили вошла вслед за нами и устроилась на краешке кровати. Там, в полумраке, она просидела все утро, наблюдая за нашей работой, улыбаясь, кивая – и отказываясь подниматься на тумбу, пока мы не измерим всех остальных. Каждые несколько минут они с Лили обменивались парой слов или счастливым взглядом. Затем сестра обхватывала себя руками – искалеченные кисти у шишковатых локтей – и раскачивалась взад-вперед от удовольствия.

Первых женщин пришлось уговаривать. Шарлин и Доминик помогали доктору Уэлти в медпункте, устроенном во дворе, и отправляли к нам тех, кто уже побывал на приеме. Кому уже сменили повязку, обработали антисептиком язвы или инфицированные укусы насекомых. Каждую клиентку приводила Шарлин, придерживая за плечо или под локоть, а я заносила ее имя в блокнот. Лили пыталась диктовать имена по буквам, но я записывала и то, как они звучали на слух. А рядом, в скобочках, приписывала прозвища, чтобы не запутаться: Пухлые щеки, Беззубая, все в таком роде. Некрасиво, я знаю. В следующие колонки я заносила параметры, которые Лили показывала мне на измерительной ленте: рост, длина рукава, длина внутренней поверхности ноги, обхват плеч, груди и талии. Поначалу все они очень стеснялись, но вскоре сопротивление было сломлено, и из нашей комнатки стало доноситься хихиканье, особенно при замерах груди, талии и внутренней поверхности ноги. Вскоре за порогом уже собралась небольшая толпа.

Когда пришло время ланча, мы вернулись в столовую, где нас ждало простое угощение: рис и какая-то разваренная рыба. Лимонад. Снова чай. Жара была нестерпимая. У Уолли и Доминика рубашки липли к спине и промокли под мышками. Мы с Шарлин скинули свои нелепые ботинки, стянули носки и болтали под столом босыми ногами. Это не помогало. Пока мы ели, океан принес еще один внезапный ливень. Это был один из тех тропических ливней, которые нарастают вроде бы до предела, а затем, когда ты думаешь, что худшее позади, принимаются хлестать громче и эпичнее прежнего, пока тебе не начинает казаться, что они будут усиливаться вечно и поглотят все вокруг.

Рокот, пробуждающий первобытный – или же просто детский – страх. Вспышка древней, невежественной паники, щекочущая хребет. Краткое чувство, что ты лишь крошечная, ничтожная деталь в грандиозном замысле Природы.

Под этот оглушительный шум в дверях возник незнакомец.

Американец. Я поняла это интуитивно, как только он вошел в комнату – просто по тому, как он держался. Темные волосы, небритое лицо, высокий, как Уолли, широкоплечий и подтянутый, как Доминик, гораздо старше обоих. Наверное, за пятьдесят. Рубашка и брюки защитного цвета грязные, мокрые от дождя, особенно в районе плеч и бедер. Брюки подвернуты. Ноги босые, как у нас, только облепленные грязью. Сестра Антуан тут же поднялась ему навстречу, Уолли тоже встал и, к моему удивлению, отдал честь. Доминик последовал его примеру.

Незнакомец ответил небрежным жестом, словно смахивал со лба капли дождя. Затем рассмеялся и сказал:

– Вольно.

Он был красив, вне всяких сомнений. Старше Уолли, старше нас всех, но насколько старше – теперь я это поняла, – определить было невозможно.

– Дамы, – сказал он, подходя поближе и протягивая руку.

Расстегнутая рубашка обнажает безволосую грудь, брюки слегка приспущены – в такую жару простительно, подумала я. Торс у него тоже был в грязи.

Чего с меня тогдашней было взять: я улыбнулась своей улыбкой для вечеринок и вежливо пожала протянутую руку, кожа у него оказалась сухой, как чешуя рептилии. С его приходом что-то в нашей компании, в самой атмосфере изменилось, и мне это не понравилось. Он тоже улыбнулся (зубы ровные, белые), но его взгляд лишь скользнул по моему лицу (слишком юная, слишком простая, недостаточно интересная) и остановился на Шарлин, которая дерзко, оценивающе посмотрела на него и, прежде чем пожать ему руку, помедлила ровно настолько, что мне стало за нее неловко, будто теперь она сама – невероятно! – рисковала показаться грубой.

Он был то ли Смитом, то ли Джонсом, то ли Брауном или Бейтсом – какая-то комически короткая, расхожая американская фамилия. Может, Доминик тебе подскажет? Я склоняюсь к Бейтсу. Полковник или майор (тоже не помню). В ходе беседы выяснилось, что он приехал в лепрозорий за день до нас – появился из джунглей на рассвете, один, на черном велосипеде, который мы видели на улице у входа в одну из комнат. В его комнату, сообразила я, где он все это время спал.

Сестры как раз читали утренние молитвы в часовне неподалеку от