Доброволец / Как я провел лето - Александр Васильевич Архипов

– А я подождал, пока эти уроды ближе подъедут… окна в тачке открыты… жарко им. Ну, я прямо туда пару РГН и закинул, чтобы не потели. Красиво рвануло… – криво улыбнувшись, объяснил Серый.

– Я слышал, с того аэродрома только одна вертушка ушла. Остальные наши «Ураганами» накрыли прямо в ангарах. А тут ещё полный керосина топливозаправщик. Лунный пейзаж, короче. Ротный счастливый, аж светится весь! Наверное, уже Путину звонил… – балансируя на одной ноге, поделился добытыми новостями Вера.

– А тут эти черти… с бетера. По нашему следу шли, индейцы. Я от них рванул, но поздно… граната. Хорошо, на спину упал, а то б захлебнулся к ёб… – продолжал рассказывать Серый о своих похождениях.

– Дрон твой нашли. При посадке один винт сломался… А Михалыча в контрразведку сразу забрали. А там сюсюкать не будут. Смотрит на меня, бедолага, а у самого глаза как у кобеля перед кастрацией, – с определённой долей сочувствия поделился новостью Юсупыч.

Они бы так и стояли, держась друг за друга, но вышла строгая старшая медсестра с трофейной сигаретой «Мальборо» в пухлых губах и, выпустив из ноздрей породистый дым, крикнула дежурным санитарам:

– Этих двоих в душ и на стол. И снимайте с них всё к ёб… Всё, я сказала! Боже, а воняет как от вас, мужчины. А этих в третью и шестую… И не злите тётю Валю, мальчики!

Пока медсёстры и санитары растаскивали по палатам, процедурным и хирургическим кабинетам пациентов, мимо проехал УАЗ «Патриот», увешанный бронежилетами. И только один пожилой дядька с кинокамерой, увидев знакомые лица у палатки с красным крестом, всё снимал и кричал что-то, вываливаясь в открытое окно отечественного вездехода.

* * *

Как ни просили мужики, но группу раскидали по разным палатам, а потом и по разным госпиталям. По степени тяжести и характеру ранения, как говорится. «Повезло» только Немцу и Вере. Они были ранены в мягкие ткани, и переломы были закрытые. И после операций по удалению чужеродных железок разведчики проходили лечение и реабилитацию в одном госпитале. И лежали они в одной палате. Прапорщика Бикмурзина после стабилизации состояния перевезли в Ростов в Центральный госпиталь. Там и оперировали. Большой круглой голове Юсупыча сразу стало легче. Из неё не без труда достали два осколка, а третий трогать не стали. Говорят, оставили для московских коллег. Серого перевезли в Донецк. Осколки близко разорвавшейся ручной гранаты серьёзно повредили малую берцовую кость и надколенник левой ноги. Нужно было протезировать коленную чашечку. Спине тоже досталось, но большинство осколков принял на себя броник. Для него боевые действия, похоже, закончились. Оказав необходимую медицинскую помощь, отправили в Донецк и пленного украинского морпеха Витьку Дорошенко, указав в документах, что парень лоялен и может быть использован в интересах вооружённых сил РФ. Получается, что невредимым остался только командир роты обеспечения майор ВСУ пан Стефлюк М. М. Сберегли наши парни ценного «языка», прикрыв его собственными телами. Но его сейчас разбирали по косточкам и «препарировали» спецы из контрразведки СВО. Так что неизвестно кому больше повезло… на данном этапе.

Продолжалась вторая неделя лечения. Медицинское учреждение разместили в уцелевших зданиях бывшего детского спортивного комплекса, построенного ещё при товарищах. Вера уже выгуливал себя по территории госпиталя, опираясь на старый, перемотанный изолентой костыль, доставшийся ему «по наследству» от выписавшегося танкиста. Он быстро привык к своей «третьей ноге» и ловко маневрировал по коридорам лечебного заведения, подпрыгивая на одной ноге, как инвалид-кенгуру. У Немца дела были посложней. Видно, в открытую рану попала какая-то зараза из болота. Рана не хотела нормально заживать, гноилась. Её чистили и проводили необходимые процедуры. Из раны торчали дренажные трубки, не давая спать на спине и хоть как-то ограниченно передвигаться. Гипс был наложен на голеностоп левой ноги. Сломал-таки Немец конечность.

В четырёхместной палате отделения травматологии, переоборудованной из комнаты отдыха тренерского состава, проходили лечение три человека. Четвёртого выписали два дня назад с объявлением месячного отпуска для долечивания на родине. Мужик на радостях набухался и побуянил немного в местной «пирожковой» на вокзале, ровно за два часа до отправления поезда домой. «Отпускника» забрали в комендатуру и до полного разбирательства поместили на гауптвахту.

В палату заглянула молодая рыжеволосая санитарка с заспанными глазами и писклявым голосом объявила:

– Военные, все по коечкам. Через десять минут обход. Шиллер, а тебе систему сейчас поставят. В туалет сходи… часа три «капаться» будешь. И костыль… костыль спрячьте. Михал Петрович увидит – голову мне оторвёт, – как-то безразлично закончила прыщавая девчонка и, зевнув, закрыла за собой дверь.

– Такую голову не жалко, – вытаскивая из ушей миниатюрные наушники музыкального плеера, пошутил Вера. – Костыль ей не нравится… Вань, тебя когда отправляют? – спросил он у соседа по палате с загипсованными до пояса ногами.

– А хрен… Петрович обещал сегодня. А сегодня ж суббота… – многозначительно ответил сосед Ваня, будто это что-то решало. У Ваньки были множественные сложные переломы обоих задних конечностей. Связиста завалило в блиндаже после прямого попадания вражеской тяжёлой мины. Еле успели. Откопали с полным ртом земли. Два дня по-большому ходил чернозёмом.

Скрипнула дверь, и в палату, звякая о штатив прозрачными пузырьками, вошёл санитар Эдик. Эдик тоже был добровольцем, но по причине недобора живого веса в действующие войска его не взяли. Поэтому он помогал Родине как мог. Приносил штативы для внутривенных вливаний, уносил утки, брызгал хлоркой в туалете и махал тряпкой в палатах и столовой. За санитаром вошла старшая медсестра и, бегло глянув на своих подопечных, сказала:

– Шиллер, лёг ровненько. Левую ручку венками вверх. После завтрака в туалете был?

– Я не хочу, – тяжело вздохнув, пробурчал Немец.

– Ладно… – согласилась медсестра, прицеливаясь иглой системы для внутривенного вливания в мгновенно спрятавшуюся вену Шиллера. – Захочешь посикать, Маринку позовёшь, она тебе поможет писюльку в утку вставить.

– Тёть Валь…

Старшая медсестра молча проколола Шиллеру вену, постучала по прозрачным трубкам системы ногтём указательного пальца с облупившимся маникюром и, поправив на штативе толстый пузырь с лекарством, пошла на выход. Стоявший за её спиной Эдик протёр марлей свои очки и худощавой тенью пошёл следом. Но, открыв дверь палаты, тётя Валя неожиданно замерла, вглядываясь в глубину госпитального коридора. Потом, повернувшись к своему «придворному» санитару, мрачно спросила:

– Эдичка, это ты сказал этому здоровому идиоту так грязное бельё сортировать? Опять в прачечной будут ногами сучить и меня вспоминать последними словами!

– Валентина Герма… Что вы сразу… Я ему ничего… А он меня послал… – прижав руки к груди, отчаянно оправдывался санитар Эдик. – Попробуйте этому кренделю московскому… Он