Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Парижской коммуны — это другая важная историческая аналогия, которая, наряду с Июньскими днями 1848 года, использовалась в 1917 году[789]. Ведущий публицист «Петроградской газеты» П. И. Шошин был солидарен с таким прогнозом: даже если большевики установят контроль над столицей, они не смогут заручиться поддержкой остальной России. Он надеялся, что лидеры Петроградского Совета сумеют предотвратить «…грозную гражданскую войну, которая иначе зальет реками крови петроградские мостовые»[790].

Многие издания оценивали события как бессмысленные[791]. М. Горький, внимательно следивший за действиями левых партий, писал жене: «Ясно, что сознания того, зачем вылезли на улицу, у массы совершенно не было. И вообще все это — кошмар. Мотивы мятежа никому не понятны, и даже вождям его. Да и были ли вожди?»[792]

Тема иррациональности движения звучала и во многих изданиях. «Русская гражданская война, „бессмысленная и беспощадная“, длится не больше, как два дня. Она выдыхается на третье утро. Постреляли на улицах, набили человеческой дичи и отправились домой», — с горькой иронией замечал сотрудник «Русской воли»[793]. «Петроградская газета» называла демонстрантов «охваченными безумием террористами, ослепленными манией величия», обрушившимися на город с «разбойничьим кличем: „Сарынь на кичку!“»[794]. «Будильник» изобразил солдат, «проливающих кровь за отечество» на улицах России, подчеркивая иррациональность столкновений[795].

Газеты отрицали классовый характер конфликта[796]. Иногда демонстранты стреляли куда попало, жертвами становились случайные прохожие, порой они палили друг в друга. Из-за этого петроградскому выступлению даже отказывали в том, чтобы именоваться гражданской войной[797]. Получалось, что восстание не имело идеологической подоплеки и вело лишь к безвинным жертвам.

Противники левых радикалов пытались показать бессмысленность стихийного бунта, но притом стремились представить движение как спланированный путч. Нелогичность действий демонстрантов объяснялась тем, что большевики манипулируют необразованными слоями населения в своих целях. Руководство меньшевиков публично заявляло, что некие «безумные люди» воспользовались ненавистью и озлоблением «возбужденных масс»[798]. Главная газета эсеров утверждала, что «анархо-большевики» вывели на улицы «охлос, чернь», людей, охваченных «квазиреволюционным психозом»[799].

Некоторые издания более определенно писали о сознательном манипулировании «массами». «Русская воля» рассуждала: «Таким образом, те, кто затеяли междоусобную войну во имя, якобы, власти Советов, чинят насилие над самими же Советами, прикрываясь явным лицемерием»[800]. Д. И. Заславский был уверен, что лозунги выступления ничего не значили: «лукавые вожди», толкая народ на «анархический бунт», знали, что восстанием капитализм не победить[801]. Массовая «Газета-копейка» убеждала своих читателей в том, что «кучка насильников» заведомо не в состоянии заставить подчиниться себе представителей всей России; цель их заключается только в том, чтобы «поддержать во что бы то ни стало смуту, вызвать междоусобную войну и ослабить этим путем революцию, затопить ее в водах анархии и неразберихи»[802].

Постепенно газеты переходили от возложения моральной ответственности за события на большевиков и анархистов к прямым обвинениям их в сознательной злонамеренной деятельности. Издание народных социалистов «Народное слово» писало, что 3 июля Ленин наконец начал гражданскую войну, которой пугал с самого своего возвращения в Россию[803]. «День» уверял, что вооруженная демонстрация была попыткой государственного переворота и восстанием с целью захвата власти[804]. «Новое время» заявило, что «все нити смуты и анархии в России за последние три месяца протягивались к Ленину»[805]. «Речь» обвинила партию в заговоре[806].

Одни газеты писали о локальном характере событий, другие, напротив, указывали, что они могут вылиться в большой конфликт по всей стране. «День» делал вывод: «Мы вплотную подошли к гражданской войне». Газета предрекала, что внутренний конфликт перекинется в провинцию, начнется «жестокое единоборство» и предстоят «страшные дни»[807]. «Киевлянин» утверждал, что если правительство не удержит власть и ее возьмут левые силы, то они «через ужасы гражданской войны и всероссийского пожара проложат дорогу новой власти», которая сможет вывести Россию из катастрофического положения. Автор националистической газеты намекал на возможность победы правых сил[808].

Основные социалистические газеты считали возможным ликвидировать восстание мирными средствами. «Дело народа», признавая опасность возникшей ситуации, указывало, что страна встала перед альтернативой: или гражданская война, или «революционное творчество», позволяющее избежать открытого вооруженного столкновения и найти способы ликвидировать кризис мирными средствами[809]. «Рабочая газета» описывала события как «раздор в рядах демократии, грозящий превратиться в братоубийственную гражданскую войну». Для ее предотвращения меньшевики призывали к солидарности и сплоченности, выдвигая лозунг: «Долой междоусобную войну в рядах демократии»[810]. «Новая жизнь» единственный способ предотвращения гражданской войны видела в соглашении с восставшими и создании советского правительства[811]. Как видим, ведущие социалистические газеты писали о преодолении кризиса мирным путем, ибо применение силы могло быть чревато началом гражданской войны.

Г. В. Плеханов и его сторонники, напротив, требовали решительного применения силы. Для лидера группы «Единство» угроза гражданской войны означала необходимость дать решительный отпор восставшим. Политик заявлял, что «ленинцы» не боялись «междоусобия в рядах революционной демократии», а прямо вызывали его. Плеханов считал похвальным прежнее стремление руководства Советов избегать гражданской войны, но, поскольку сторонники Ленина ее уже начали, умеренные социалисты обязаны защищать Временное правительство; нельзя было ограничиться призывами к спокойствию:

Проклятие тем, которые начинают гражданскую войну в эту тяжелую для России годину! И горе тем, которые не умеют ответить насильникам ничем, кроме хороших слов! На кого нападают, тот не может не защищаться, если верит в правоту своего дела[812].

«День» и «Воля народа», виднейшие издания правых социалистов также призывали правительство проявить решительность в борьбе с большевиками, чтобы не допустить повторения «гражданской войны»[813].

«Петроградская газета», рассчитанная на массового читателя, звала правительство «обрушиться на всех, кто сеет смуту»[814]. «Русская воля» использовала выступление 3–5 июля как повод для критики властей за миролюбие в отношении радикальных социалистов: «Лишь бы не было гражданской войны! Вместо принуждения действовали убеждением. Избегали насилия…»[815]

Не только известные журналисты критиковали умеренных социалистов за стремление примириться с левыми. Некий крестьянин Иванов писал в Петроградский Совет, обвиняя правительство и Совет в том, что они своевременно не остановили большевиков:

В том кровопролитии, которое совершилось в Петрограде 4–5 июля, виноваты всецело С<оветы> раб<очих> и сол<датских> деп<утатов> и Вр<еменное> Прав<ительство>. Хорошо зная и понимая, к чему клонятся погромные речи Ленинцев и анархистов, Вы не приняли решительных мер против них, Вы сами взлелеяли и воспитали трехмесячным попустительством произвол, немецкое провокаторство, большевизм[816].

В адрес властей посылались резолюции, осуждавшие призывы к выступлениям, ведущим к гражданской войне. Разнообразные организации требовали тщательного расследования и наказания «большевиков» и анархистов[817].

Когда уличные столкновения прекратились, «Известия»