Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

Националистический «Киевлянин» обвинил деятелей УЦР в том, что они — «австрийские агенты»[892]. Газета «Русское слово» 2 августа опубликовала интервью с В. К. Винниченко, председателем Генерального секретариата УЦР. На вопрос корреспондента о том, что произойдет при неблагоприятном исходе переговоров, тот якобы ответил: «Ну, что же, украинский народ станет перед Россией так же, как перед ней в настоящее время стоит народ финляндский, а дальше не исключена возможность и гражданской войны между украинским и русским народами»[893]. «Русское слово» напечатало этот материал под заголовком «Угрозы украинских делегатов». Винниченко пришлось оправдываться. Он заявил, что не говорил о гражданской войне украинцев с русскими.

Я указывал с тревогой, — писал он в открытом письме, — что разрыв между правительством и Радой обострит отношения между национальностями на Украйне (так в оригинале. — Авт.) и может повлечь за собой там гражданскую войну между городом и деревней[894].

Мы не знаем, какой из вариантов точнее передавал мысль Винниченко. В любом случае глава украинского краевого правительства считал, что конфликт с Временным правительством мог закончиться гражданской войной, и возможная конфронтация описывалась с помощью этого термина.

4 августа выработанный УЦР устав Генерального секретариата был отвергнут правительством, вместо него была предложена инструкция, которую, в свою очередь, не признала Рада. «Воля народа» сочла этот конфликт весьма несвоевременным: «Малейшей искры достаточно для нового кровавого взрыва»[895]. «Петроградский листок» полагал, что Винниченко толкал украинцев на «гражданскую братоубийственную войну»[896].

Одновременно с украинским вопросом все чаще упоминался и вопрос финляндский. Во время Июльского кризиса Сейм Финляндии, где преобладали социал-демократы, провозгласил автономию во внутренних делах, ограничив компетенцию правительства вопросами военной и внешней политики. Этот закон был отклонен Временным правительством, а Сейм распущен. Борьбу социал-демократов за восстановление работы финляндского парламента некоторые российские издания воспринимали как часть общей атаки на власть, «Речь» и «Новое время» называли местных политиков «финляндскими большевиками»[897]. По словам корреспондента «Нового времени», они, как и их «русские единомышленники», подняли знамя гражданской войны. Издание призывало правительство бороться с ними столь же решительно, как и с партией Ленина[898]. Всю первую половину августа «Новое время» выходило с рубрикой «Финляндская смута»[899]. Так же конфликт правительства и финляндского Сейма называли и некоторые другие газеты[900]. Даже «День» требовал дать отпор притязаниям финнов, чтобы они не переросли в «гражданскую войну»[901].

О накале страстей свидетельствует и обсуждение в прессе речи П. Н. Милюкова на IX съезде кадетов 25 июля. Лидер партии Народной свободы, обосновывая решение партии войти в правительство, заявил, что, в отличие от кадетов, министры-социалисты вошли в правительство не для восстановления внутреннего мира в стране, а для усиления классовой борьбы. Он вернулся к своему прежнему тезису, что так в политику были привнесены лозунги Циммервальда и Кинталя: превращение внешней войны в войну гражданскую[902]. Это, как уже отмечалось, было неверно: не все циммервальдисты поддерживали лозунг гражданской войны, к тому же часть из них после Февраля стала «революционными оборонцами», что предполагало широкую политическую коалицию и компромисс.

В ответ на критику однопартийцев, считавших, что кадеты должны были «осмелиться взять политическую инициативу целиком», Милюков осторожно разъяснил, что защита своих позиций «при помощи каких бы то ни было сил» могла привести к исходу, напоминающему «нечто вроде гражданской войны»[903]. Войдя в правительство, партия предложила средство «мирной эволюции власти». Если же надежды на этот путь не оправдаются, «то речь будет другая»[904]. Главная партийная газета интерпретировала слова Милюкова так: вхождение кадетов в правительство стало «последней попыткой мирной эволюции власти без внутреннего раскола и гражданской войны»[905].

Но и без такого комментария речь Милюкова была воспринята его противниками как угроза. Об этом писали даже правые социалисты, последовательные сторонники коалиции с «буржуазией». Так, П. С. Юшкевич утверждал в правосоциалистическом «Дне», что кадеты заговорили о гражданской войне как о способе выхода из политического тупика[906].

На VI съезде большевиков В. П. Ногин сказал, что лидер кадетов «говорил почти открыто о необходимости применения вооруженной силы»[907].

Ю. О. Мартов, посвятивший отдельную статью разбору новой тактики кадетов, счел слова Милюкова угрозой:

Новая попытка образовать коалиционное министерство была последней попыткой предотвратить гражданскую войну. Если социалисты не проявят готовности вести «национальную» в смысле к<онституционных>-д<емократов> — то есть, консервативную и угодливую перед капиталистами — политику, тогда, по его мнению, наступит момент перехода новой власти к буржуазным партиям — через гражданскую войну[908].

Для партии Народной свободы, заключал Мартов, нынешнее правительство являлось лишь переходным этапом «на пути к новым классовым конфликтам из-за власти», которые они «готовы разрешить даже орудием гражданской войны»[909].

На этом фоне весь июль в правительстве обсуждалась идея проведения совещания общественных организаций в Москве, чтобы позднее сформировать правительство, опирающееся на все слои общества. Хотя состав Временного правительства был пополнен путем переговоров между лидерами политических партий и организаций, решено было все-таки не отказываться от совещания, чтобы заручиться поддержкой организованных групп населения[910].

Эта идея невольно рождала ассоциации с Земским собором 1613 года. Такое именование совещания стало едва ли не расхожим штампом[911]. Дело было не только в месте проведения форума, но и в сходстве ситуации с событиями 300-летней давности; некоторые газеты прямо писали, что обратиться к «совету всей земли» правительство подтолкнуло переживаемое «смутное время»[912]. Образы Смутного времени послужили источником вдохновения и для известного предпринимателя П. П. Рябушинского в дни II Всероссийского торгово-промышленного съезда 3–6 августа в Москве. Он закончил свое выступление словами: «В этот трудный момент, когда надвигается новое смутное время, все живые культурные силы страны должны образовать одну дружную семью. Пусть проявится стойкая натура купеческая. Люди торговые, надо спасать землю русскую»[913]. Подражая стилю XVII века, Рябушинский заявлял, что предприниматели XX века, подобно Кузьме Минину, станут спасителями отечества.

Эта речь вызвала всплеск публикаций. Нередко отмечалось, что стремление походить на Минина никак не вязалось у предпринимателей с тем, что они не могут проникнуться идеей гражданского долга, желая лишь получить власть в свои руки[914]. Главная газета Советов «Известия» резюмировала свои размышления по поводу речи Рябушинского:

Спасут или нет Минины 20 столетия Россию со своим секретом спасения нации, мы, конечно, не знаем, но мы знаем одно, что если эти господа получат власть хотя на один миг, то прежде всего и раньше всего они будут спасать свои карманы и успеют весьма и весьма их приумножить