Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

знала, что изменилась в своём отношении к нему не после покупки им велосипеда, а когда он провожал их с Женькой. И что с ней тогда произошло, как она осмелилась ни с того ни с сего поцеловать деверя – так тогда и не поняла. А ведь прилюдно поцеловала – у подъезда, и совсем не жалела об этом. На неё это совсем не походило, но это было так. И тот поцелуй она запомнила. Хотя Семён, похоже, не обратил на него внимания. Видимо, посчитав обычной благодарностью за доброе отношение.

Он, конечно, не знал этого, но, когда его мобилизовали, Оля восприняла это близко к сердцу. Месяца четыре уже прошло, когда она приходила в гости к тёще и тестю, которые тогда организовали вечер по случаю отъезда Семёна в Заречье, а ей казалось, что это всё произошло словно вчера. Когда его мобилизовали, она часто пыталась дозвониться до него, но телефон был недоступен. Не зная, как это понимать, попыталась выпытать у его родителей возможную информацию о нём, но и они ничего не сказали нового, хотя свекровь даже ездила в военкомат.

И вот она узнала от свекрови, что Семён находится в госпитале с ранением ноги, и душа всколыхнулась. Сразу масса вопросов: где лежит, давно ли?

Даже ничего толком не узнав, она сразу позвонила ему. Правда, без всякой надежды, что он ответит, как было до этого дня, но нет – отозвался и почему-то часто задышал.

– Семён, это ты? – не поверив, переспросила она.

– Я, Оля, я! Спасибо, что вспомнила! А я собирался звонить тебе…

– Правда? – удивилась она.

– Конечно, хотел поблагодарить за помощь маме после операции. Ты – молодчина! Погоди, сейчас перезвоню…

Хотя не это хотела услышать она, но не подала виду, когда он перезвонил:

– Мы вместе с Женькой помогали. О тебе говорили. Мы так все соскучились. – Вообще-то хотела сказать, что это она соскучилась. А почему, сама не знала. – И долго будешь лечиться?

– Только позавчера прибыл. Говорят, недели две прокантуюсь, – приврал он, хотя ему сказали, что будет «кантоваться» месяц, но не хотелось её пугать, потому что его слова обязательно дойдут до родителей. – Рана так себе, можно сказать, царапина.

– С царапинами две недели не держат, – засомневалась она. – Их на месте обрабатывают и бинтуют.

– Суть не в этом. Главное – я живой, а всё остальное ерунда. Как вы с Женькой поживаете? Какие новости?

– Какие у нас новости. Всё обычно. Я работаю, Женя учится. Велосипед – твой подарок – законсервировал на зиму. В комнате стоит, бережёт. «На балконе, – говорит, – заржавеет!»

– Не избалованный он, поэтому и бережливый. Хорошее качество. В жизни пригодится. Мотом всегда успеет стать.

Она вздохнула.

– Чего вздыхаешь?

– Да так… Соскучилась, – призналась она. – Только ты не подумай чего.

– Не думаю, а всё равно приятно. Ладно, Оль, у нас будет ещё время поговорить.

– А жена твоя не нашлась?

– Нет. И, судя по всему, не найдётся, хотя всякое в жизни бывает, но это трудная история и не хочется ковыряться в ней.

– Ну и правильно! Мы хорошо поговорили. Я рада. Как-нибудь ещё позвоню! Ты не против?

– Звони, но лучше я тебе сам позвоню как-нибудь вечерком, а то днём тут суета стоит.

– Тогда буду ждать. Целую!

– Взаимно! – отозвался он и отключил телефон.

Семён совсем не ожидал от себя, что скажет: «Взаимно», но это слово прозвучало и означало оно, что он попался в Олины сети. Уж чего-чего ожидал от этой тихони, но только не этого. «Как она меня? Чудеса и только! Молодец!» Семён давно знал, что даже самые тихие и скромные женщины иногда вдруг закипают пробивной настырностью. И это тем более удивительно, что никогда прежде он ничего не замечал за Олей подобного, а теперь её будто подменили. Всегда она была женой брата, а это ни в каких комментариях не нуждается. А когда стала вдовой, можно на всё закрыть глаза? Он пытался понять, что происходит, почему так быстро переметнулся на сторону невестки? Может потому, что обжёгся с Людмилой, и всё его существо желало мести. Если так, то это глупо. И прежде всего для него самого. И Людмила здесь ни при чём, если он давно замечал неравнодушные взгляды Ольги, но не придавал им какого-то особенного значения. А покупка велосипеда её сыну лишь стала спусковым крючком для чувств, они освободились, полетели в поисках романтики и любви. Что ж, наверное, и такое бывает. И отношения строятся у всех по-разному, с тысячью, миллионами нюансов, у каждого на свой лад. Вот и Оля… По идее-то она бы могла сто раз выйти замуж после гибели мужа, но всё чего-то выжидала, томилась, быть может, сдерживала чувства и желания, и вот пришёл такой момент, когда не хватило сил всё это глушить в себе. Ведь всему есть придел, и он, что очевидно, наступил. Даже, возможно, вопреки воле, но не чувствам, заполнившим её и переставшим быть запретными.

Всё это так, если принять её отношение, но как быть с памятью брата, как потом оправдаться, когда унесёт бурная река Лета на встречу с ним? Вопрос сложный и не было на него моментального ответа, хотя отношения с Олей могли бы помочь ей в воспитании Женьки. Это – с одной стороны. А как потом, когда он вырастет и всё будет понимать, смотреть ему в глаза. Поэтому надо сто раз подумать, прежде чем откликаться на душевные порывы невестки, что-то невообразимое вбившей себе в голову. Ведь бывает так у женщин, да и у мужчин: накрутят себя, доведут до изнеможения, а когда добьются своего, то вдруг понимают, что зря старались, изводили и себя, и вторую половину. Всё это так, и ничего тут нового не придумаешь. Просто надо иметь холодную голову и помнить прежде всего о её сыне. Им-то что. Ну, встретятся раз-другой, даже, возможно, поживут какое-то время вместе, а разве можно отгадать, как сложится в будущем, останется и будет ли греть душу игривое и ласковое настроение, присущее всем, кто взаимно неравнодушен.

Если бы Семён знал, о чем думала Оля после разговора с ним, то вполне убедился бы, что это так, от романтических чувств она немного съехала с колёс, и её звонок подтверждал это. Семён не знал, что фантазии уводили её далеко-далеко, намного дальше, чем он мог предположить. «Вот выйду за Семёна замуж, и даже не придётся менять фамилию…» Эта мысль даже веселила её и будоражила, хотя она и понимала, что такие мысли выдают непростительно свихнувшуюся натуру.