Дыхание Донбасса - Владимир Дмитриевич Пронский

Комраков явно не хотел лезть на глаза вышестоящему командиру, но пообещал без особого энтузиазма:

– Попробую что-нибудь разведать… – И Кочнев решил, что его обещание – обыкновенная отговорка.

Ещё неприятнее и печальнее сделалось на душе у Толяна, когда вечером Комраков сообщил, что, мол, разговаривал о нём с ротным и тот сразу отказал, напомнив, что требуются готовые операторы с высшим образованием, а проще – программисты и прочие айтишники, чтобы не проводить с ними курсы компьютерной грамотности.

– Да какая там грамотность? Мне приятель разрешал управлять коптером. Им и детсадовец бы смог крутить-вертеть! – вскипел Толян.

– Боец Кочнев, вам что, несколько раз надо повторять? Всё – разговор окончен!

Толян козырнул и стыдливо проглотил обиду. Он даже пожалел, что ввязался в эту затею, не подумав, не прикинув собственные возможности, а ломанулся напропалую, хотел нахрапом взять. Это была его вторая неудача. Первая – это когда пытался устроиться в автобат и возить боекомплекты и прочий провиант из тыла на передовую, но и в тот раз чем-то не угодил. Спросить бы, но всё равно никто ничего не скажет – это Комраков чего-то разоткровенничался. Совсем другим человеком стал, с изначальным не сравнить: и от гонора ничего не осталось, и тушкой уполовинился – нормальным человеком стал во всех отношениях.

На другой день представился случай переговорить с Безруковым, когда тот спросил о его кислой физиономии.

– Радоваться-то нечему. Сидим в норах, как кроты, совсем ослепли и оглохли.

– Не торопи события. Враги личный состав из-под Херсона перебрасывают к нам. Не заметил, как они в последние дни озверели? Так и прут буром. Захватили село Макеевку, чуть ли не отделение наших пленных расстреляли. Не раненых, не контуженных – сами вышли к ним, наивные юноши, и лапки кверху, а враги в расход их. Вот и думай после этого. Между Хватовым и Временной ежедневно проводят по нескольку атак пехоты при поддержке различной бронетехники, включая танки. Не прекращаются попытки атаковать наши позиции, используя территорию лесничества. Разведгруппы скрытно подходят с юга, из лесов, завязывают стрелковый бой для разведки наших позиций.

– Тебе только политруком быть.

– Не люблю я командовать да людей поучать, указывать им. Трудно после этого с начальством ужиться, даже если и прав. Только кому нужна твоя правда, если у них она своя. Поэтому меня даже из монтажников выперли, а здесь тем более накроют медным тазом и заземлят. Так что приказали наступать – наступаю, прикажут отступать – отступлю вместе со всеми.

– Какие-то мы неправильные с тобой. У меня вот тоже облом получился – не взяли коптерами управлять.

– Правильно сделали. Обучить, конечно, можно любого, у кого башка на плечах, но на фронте не тот случай, чтобы учить с нуля. Здесь подготовленные технари требуются. Так что не переживай. Мы здесь нужнее.

– Политрук – это точно. Хочешь, за тебя похлопочу!

– Ты уже за себя похлопотал… Вот о ком скажи, о Прибылом. Ничего не слышно о нём? Семён мне, можно сказать, жизнь спас, ну, если не жизнь, то ногу – это без вопросов.

– Это когда же?

– Когда недавно гнали врагов вдоль деревушки, а там «лепестков» как из мешка насыпано было… ты же рядом скакал. Засмотрелся я, а Семён увидел, что вот-вот наступлю на мину, и оттолкнул меня. Об этом долго рассказывать, а тогда счёт шёл на доли секунды. Меня-то он оттолкнул, а сам угодил на соседнюю… Вот такие дела.

– Зато живым останется. Да и рана-то у него вроде небольшая была – край берца размолотила. Глядишь, выздоровеет и вернётся.

– Кто его знает.

– Семён тот ещё спец-спасатель! Он и меня спас… из плена. В первые дни это было, когда с мобилизованными на пополнение прибыли. Чтобы без дела не сидели, нам сразу работёнку подкинули – блиндаж строить. Выкопали мы яму и пошли в лес за брёвнами: пилили, носили, а в какой-то момент я решил по грибам пройтись, по кустам пошарить… Тридцати, наверное, метров не прошёл, как передо мной двое нарисовались: автомат отняли и повели в глубь леса. В тот момент Семён стоял в охранении – заметил это гнусное дело и двумя короткими очередями срубил их. Переднего сразу, а второго ранил. Оказался он поляком, по-своему начал пшекать, прощения просить, а сам вроде незаметно потянулся за автоматом, ну и Семён с трёх метров прошил его. Вот так-то! Потом слух прошёл, что его к награде представили, только где эта награда, где теперь сам Семён.

– Это ты поэтому всегда с лимонкой ходишь?

– А чего стеснять-то, если вдруг плен замаячит, хотя теперь меня грибами не соблазнишь, но кто знает.

– Лимонка, думаешь, поможет?

– Поможет… на тот свет отправиться да парочку с собой прихватить. У меня их две! – Толян ощупал разгрузку.

– Ты хотя бы спать-то с ними не ложись, а то мало ли чего.

– Нормально всё. Чека у каждой надёжная, с загибом. А то дээргэшников вражьих развелось – нельзя спокойно отлить. Чуть ли не под каждым кустом сидят.

42

В последнее время, когда объявился зять, Маргарита стала поругиваться с Виолой. До этого пылинки с неё сдувала, учила читать, счёт цифрам запоминать. А теперь той ни до чего стало. Чуть что:

– Папе позвоню!

– Лапка моя, да нельзя так часто ему звонить, начальство отругает. Ведь его и врачи осматривают, и процедуры он принимает, а в тихий час ему поспать хочется, отдохнуть, а здесь ты: «Папочка, поговори со мной!» Так нельзя. Вот вечером позвонить можно, когда у него, думаю, есть свободное время, ему это будет в радость, а так-то зачем трезвонить.

Несколько дней назад Маргарита проговорилась о Семёне перед Виолкой, сказав, что он в госпитале, а не в командировке, как ранее внушала внучке, и та сразу это запомнила:

– Бабушка, ты всегда говорила, что он в командировке? – решила Виола выяснить у бабушки правду, и той пришлось выкручиваться:

– Так и есть… Из командировки он попал в госпиталь, и теперь у него есть возможность позвонить нам.

– А что такое – госпиталь?

– Военная больница, поняла?

Виолка поняла бабушку, но всё равно становилось обидно. Ей казалось, что папа где-то рядом – вот же из трубки доносится его хрипловатый голос. Ему ничего не стоит поговорить хотя бы минутку. Ей много и не надо. Но нет, надо ждать вечера, и она ждала, не понимая, почему папу осматривают врачи и назначают процедуры, а бабушка всё это знала и молчала.

У той же свои заботы. Предстоящее слушание