Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Дед жмет плечами.

– Ты слышал, чтобы кто-нибудь избежал этой участи? Тут не то важно, что мы все когда-то умрем. Это и так понятно. Важно, как мы это сделаем и как доживем до этого волнующего момента. Японцы, кстати, вообще не считают важным, как человек живет. Для них по-настоящему важно только то, как он умирает. Самураи, хули с них взять-то, черти косоглазые. Но не они одни так думали, у них очень забавные предшественники: те же этруски в древности, да и Египет, колыбель цивилизации, можно сказать. Есть еще и альтернативный вариант – например, большая война. Например, на Ближнем Востоке или даже на Украине. Это, поверь, неважно. С предсказуемым результатом – мы победим, мы всегда во всех войнах побеждаем. Вопрос времени и цены. Ну и того, что победить будет мало. Мы все равно, даже победив, не знаем, каким будет этот мир.

Меня передергивает.

– Знаешь, – мотаю головой, – что-то меня в твоих словах не утешает ни фига. Я вообще вот ни разу не самурай.

Кирилл неожиданно ржет.

Пьяненько так.

До слез.

– Знаешь, – всхлипывает, – как великий кукольник Сергей Образцов отвечал в анкетах на вопрос «сочувствуете ли вы советской власти» в двадцатых годах прекрасного двадцатого столетия? Это был в те времена вполне конкретный вопрос, кстати. Вся интеллигенция относилась либо к «сочувствующим», либо к «контрреволюционным». Но в остальном времена тогда еще, в культурном плане, были достаточно вегетарианские. Знаешь?

Я икаю. Нет, не знаю, разумеется. Не интересовался. Может, конечно, и напрасно – любопытная, в общем, эпоха.

Но пока было несколько не до того.

– И? – выгибаю бровь домиком.

– «Очень сочувствую», – отвечал на вопрос в анкете этот, сука, великий кукольник, – успокоившись, вздыхает Кирилл Дмитриевич. – Очень. Сука. Сочувствую. Но помочь ничем не могу…

Глава 59. Курочка по зернышку

Я было снова потянулся к бутылке – отвлек телефонный звонок.

Глянул на экран.

Главный.

Ни фига себе.

И не отвечать нельзя, по вполне понятным всем присутствующим причинам. Я показываю Деду определившийся номер. Он медленно поднимает брови вверх. Но потом спокойно кивает, я принимаю вызов.

– Да, – говорю чуть заплетающимся, конечно, языком. – Слушаю, товарищ начальник. Я весь внимание.

В трубке сдержанно хмыкают.

– Ты же вроде собирался уже сегодня не пить? Хотя не сторож я тебе, да и ты мне не брат. Надеюсь, хотя бы с Кириллом бухаешь?

Дед отбирает у меня трубку. Включает громкую связь.

– Не со мной, а у меня – это во-первых, Жендос. А во-вторых, бухаем мы каждый вполне самостоятельно и автономно. Это, прости, поколенческое, по-другому тупо никак.

Главный всхохатывает.

– Гляжу, ты с Глебом поделился тайным знанием наконец. И правильно, давно говорю, надо прекратить смущать парня этим блядским цирком и балаганом, регистрируемым окружающими в наших с тобой отношениях. А то он разрывается между преданностью к тебе и любовью к профессии в моем, извини, лице.

Дед вздыхает.

– Ладно. Кто еще из нас интриган. Что там случилось-то? Говори. Сбылись наши прогнозы, и можно приступать к дележу бабла?

Я даже представляю, как Главный довольно щурится. Делает он это в подобного рода ситуациях слишком уж, простите, характерно. Как наконец-то дорвавшийся в погребе до крынки со сметаной жирный деревенский кот.

– А что его делить-то? Аванс пол-ляма зелени, можно было и побольше объявлять, но решил не борзеть, слишком серьезные дядьки помочь просили. Полтинник мы с Глебом потратили каждый на свои расходники. Он двадцать пять, и я примерно столько же. Отчета не будешь спрашивать?

– Не буду, – фыркает Дед. – К тому же остаток очень удобно делится на три, знаешь ли. Курочка по зернышку клюет…

– По зернышку-то по зернышку… А толку-то, если клюет-то она, эта курочка, по зернышку, а, согласно русской народной мудрости, весь двор все равно в говне, – со вздохом продолжаю известную поговорку. – Нет. Все это здорово, товарищи начальники. Просто замечательно. Но можно я сегодня нажрусь?

Дед хихикает.

– Ты уже, в общем, нажрался, – констатирует. – В процессе понимания и просветления. Да и я, в общем-то, недалек.

Делает небольшую паузу. Подносит смартфон поближе к улыбающимся губам.

– Так что ты давай, Жень… товарищ главный редактор, присоединяйся. Заодно и бабла завезешь…

Главный сопит в трубку.

– Мысль, в общем, – признает наконец, – трезвая, как ни странно. Только у нас с вами неравные составы, мальчики. У тебя есть там чем молодого протрезвить, старая сволочь? Или мне еще и это с собой везти в твою-то чертову глушь?

Дед снова хихикает.

– И с собой тоже вези, – вздыхает. – Так-то есть немного. Но не на троих же здоровенных лбов. Наверняка ведь всю ночь просидим?

Главный со вздохом соглашается.

– У тебя этот твой самогон яблочный есть еще?

– У него от этого тамбовского шнапса погреб трескается, – кляузничаю. – А с собой не дает ни фига…

– Если каждому давать… – отмахивается от меня, как от надоедливой мухи, Кирилл. – Есть немного, а что?

– Выделишь мне пару бутылок литровых, – то ли просит, то ли приказывает, – этого своего тамбовского кальвадоса. Отец через пару дней погостить с Камчатки прилетает, очень просил именно этот напиток богов. А он тебе, кстати, икры твоей любимой везет. Кижуч, как он есть. Сам, говорит, ловил, сам пробивал. И сам только попробуй не нарисоваться. Старика обидишь – убью…

У меня, в общем, голова кругом идет.

А эти двое только тихо смеются. По-моему, им доставляет удовольствие наблюдать и представлять, каким я сейчас чувствую себя дураком.

– Крепкий дедушка, – наклоняет голову этот совсем не пожилой еще мужик, носящий такую же кличку лет приблизительно с двадцати пяти. – Такого грех не уважить. И самогона выделю, разумеется. Тебе бы, может, и не дал. Но Григория Петровича и сам в обиду не дам, надо бы в гости к нему наведаться, в рыболовный сезон. Валерьяныча только уговорить, а то достал уже со своим «Камчатка – это попса».

Я незаметно отхожу к окну.

Закуриваю.

Теперь вот бухай всю ночь с этими двумя древними волкодавами. Вон они, как только поняли, что при мне можно, разболтались. А ведь их не только весь медиамир злейшими врагами считает – даже в родной редакции все поголовно в этом убеждены. Да, в общем, я и сам непонятно куда смотрел.

Комбинация-то незамысловатая.

И красивая.

Во всем, кроме одного: дальше-то, сука, что?!

Детективы на даче писать?! Так были бы еще хорошие детективы…

Ну, что выросло, то выросло.

Третий сорт не брак…

Без стакана не разберешься, короче.

И, кстати, снег за окном пошел наконец-то.

Я фыркаю негромко.

– Кирилл Дмитриевич, – кривлюсь. – Кажется,