Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

Напарники быстро устали, запросились передохнуть, запрыгнули в окоп. Отдышались, снова взяли носилки. В Денисе было сто пять килограммов в то время (к концу контракта осталось восемьдесят) и в парне на носилках не меньше.

– Боров ты, однако! – засмеялся Денис, поднимая носилки.

– Простите, парни, – повинился трёхсотый.

Они успели метров на десять отойти от окопа, в котором отдыхали, в него, как в лузу, легла мина. Прыгнули с раненым в соседний окоп, ожидая дальнейших прилётов. Через пару минут Денис скомандовал:

– Уходим!

Подхватили носилки, побежали, один, он был на подмене, замешкался в окопе, что-то его задержало, мина снова легла, как в лузу. Денис обернулся, у парня не было головы.

И вот тут, разжившийся трофеями трёхсотый, он шёл своими ногами, признался, несёт рацию и телефон хохляцкий.

– Ты в своём уме? – закричал Денис. – Они нас отслеживают. Мины по пятам кладут!

– Я его на авиарежим поставил!

– Ломай! – приказал Денис.

Боец бросил смартфон на землю, ударом приклада разбил, саданул каблуком берца для верности, отшвырнул остатки далеко от себя.

Засвистела мина, как по команде присели с носилками. Находились на открытом месте, из-за холма торчала девятиэтажка посёлка Опытный. С той стороны работал миномёт.

– Парни, бегом к кустам! – скомандовал Денис. Впереди спасительно рос густой кустарник.

«Уходя с открытки, шагов пять сделали к кустам, – рассказывал Денис, – и за спиной лёг ПТУР, разорвался. Двоих пацанов, что в ногах тащили, разметало, и третьего, который со мной впереди нёс, положило. Я был справа, он слева. У меня тяжёлая контузия. Ударная волна была такой силы, что брюки на мне лопнули, если бы не бронежилет, капец… Прихожу в себя, зверская тошнота, всего выворачивает, кровь из правого уха, в глазах белые пятна. И сам во всём человеческом тех ребят, которых разметало. Поначалу обожгла мысль: моё! Но нет, у меня только кровь из уха. Ничего им не слышу. Пятый из нашей группы, он впереди носилок шёл с автоматами трёхсотых и двухсотых, не получил ни осколка. Мы с ним собрали автоматы новых двухсотых, один автомат был страшно покорёжен, в результате я нёс пять автоматов, свой и ещё четыре. Носилки вдвоём не утащишь, мы подхватили под руки тяжёлого трёхсотого, вдвоём повели-потащили, меня тошнит, а до позиции «Звезда» метров шестьсот идти. Там трёхсотому поставили обезбол, загрузили в уазик. Мне тоже скомандовали: сдать автомат. Видят, я контуженный, в крови. Отказался, мол, я в адеквате, жив-здоров. Сам ору, как потерпевший, ничего не слышу. Поехали в ПВД, в деревню нашу, позиция «Кедр» называлась. Там видят, я не в себе, автомат забрали, магазин отстегнули, три капельницы поставили и отправили в Луганск в госпиталь. Кроме контузии у меня в ноге засел осколок, слава богу, неглубоко, сам ножиком выколупал. В Луганске попал в первую клиническую больницу. Мне диагностировали лопнувшую перепонку, планировали отправить в Ростов на восстановление слуха, я отказался. Десять дней пролежал и вернулся на передовую. Правым ухом долго не слышал, но постепенно слух восстановился. Не разговаривал, а кричал. Парни хохочут: «Ты чё орёшь?» А я себя плохо слышу, думал, и они меня, надо громче. Стал ходить на штурмы. Мы начали зачищать Бахмут. Штурмовые группы сменяли друг друга. Два-три дня отдыха и снова вперёд. Обычно группа шесть человек. Когда пошли многоэтажки, высотки, штурмовали сдвоенными, строенными группами, по двенадцать, восемнадцать человек».

Вернувшись из госпиталя в свой взвод, Денис сблизился с Жекой, который отправлял его и остальных новобранцев на эвакуацию раненых. Он с началом СВО пошёл добровольцем, в марте двадцать второго подписал контракт с «Ахматом», воевал полгода, в конце лета двадцать второго года вернулся домой, а в сентябре попал под частичную мобилизацию. И снова передовая, на этот раз оказался в «Вагнере». У «музыкантов» были прикомандированные из мобилизованных. В подразделении Дениса таких насчитывалось порядка двадцати человек, Жека один из них. Официально «музыкантом» не был, но воевал с «Вагнером». Напрямую не был виноват в гибели парней новобранцев, которых отправил на эвакуацию раненых, но казнился.

– Слава богу, ты жив остался, – говорил Денису. – Сказал тогда взводному, одних первоходов не стоит отправлять, надо послать хоть одного опытного, сам был готов пойти с вами. Взводный: «Оно тебе надо! Не маленькие». Глупо получилось – из двенадцати человек девять двухсотых. И не при штурме, а на эвакуации.

Был Жека на два года старше Дениса, два сына, один кадровый офицер, год назад окончил военно-морское училище, попал на Черноморский флот. Жека жил на Дальнем Востоке. В марте у него был отпуск, планировал провести с женой. Та прилетит из Хабаровска, сначала поедут в Новороссийск к сыну-офицеру, потом вояж по городам России.

– Жизнь наполовину прожил, – говорил Жека, – европейскую часть страны толком не знаю. Дальний Восток вдоль и поперёк изъездил, служил в Чите. Хочу посмотреть Ростов-папу, Новороссийск, Ялту, в Питер к маме, конечно, в Москву надо заехать, там армейский дружок живёт. В школе я учился, отец всё грозился: «Жека, летние каникулы будут, в Москву рванём, посмотришь столицу». Да так и прособирались. Ни в школе, ни позже не посмотрел. А отец рано умер.

Они попали в засаду в Бахмуте. Частный сектор. Стояла задача зачистить двухэтажный коттедж. Добротный, белого кирпича, буквой «Г», крытый шифером, с пристройками. Подходили двумя группами с разных сторон, прикрывая друг друга. Их группа зашла с огорода, впереди двигался Елизар, Жека встал за углом пристройки, Денис прикрывал с тыла. Елизар шагнул к деревянной двери, она вела из дома в огород, невысокое крыльцо, из оцинкованного железа козырёк над ним. Елизар ступил на крыльцо, взялся за ручку. Из-за двери ударила очередь. Пули прошили дерево и скосили Елизара, одна пуля попала в лицо. Только что мирно стоявший под утренним солнцем дом яростно ощетинился огнём. Казалось, стреляли из всех окон, стреляли оба этажа, чердак. Укропы подпустили «музыкантов» вплотную и начали бой. Человек двенадцать засели в доме. В Жеку прицельно выстрелили сверху из окна второго этажа, он упал.

Денис вёл огонь из-за ёмкости с водой, металлического куба, он стоял посреди огорода. Два «музыканта» залегли за штабель из бетонных столбиков для виноградника. Денис менял один диск за другим. На операции брал до тридцати двух дисков. На этот раз было двадцать семь. Стреляли по окнам, бросали гранаты. Вскоре бойцы, что лежали за бетонными столбиками, просигналили, боекомплект заканчивается. Денис скомандовал отходить в соседний дом. Он стоял метрах в пяти за невысоким забором из сетки-рабицы. Три окна выходили во двор дома с укропами. Прикрывая друг друга огнём, «музыканты» сменили позицию. Денис по рации доложил командиру обстановку, запросил БК.

– Оттянитесь от дома, – сказал командир, – отработаем по нему из АГС!

– У нас два трёхсотых во дворе, – отказался Денис.

– Что намерены делать?

– Штурмовать.

– Действуйте. А БК будет, – пообещал командир, – и двух пополняшек пришлю.

– РПГ-7 подгоните.

– Будет!

Штурм затянулся. Засевшие в доме патронов не жалели, отсутствием БК не страдали. Перелом наступил после удачного выстрела «музыкантов» из РПГ-7, в доме раздался взрыв, начался пожар. Пламя вырвалось из-под крыши. Два укропа выпрыгнули из окна, но далеко не ушли. Денис попросил прикрыть его, хотя дом перестал огрызаться. Вдвоём с Протектором они выскользнули в огород. Ветер тянул в их сторону, тошнотворно воняло горелым пластиком. Жеку Денис нашёл по кровавому следу, он отполз в подвальное помещение. Лежал на боку, в луже крови. Денис взял его сзади подмышки, потащил.

– Жека, держись, надо уходить, всё горит. Ты меня слышишь?

– Ты что не видишь? – крикнул Протектор. – Он всё!

– Что всё?

– Двести. Вытек. Вон сколько крови.

– Как двести? – не поверил Денис.

– Да так.

Денис только сейчас увидел полузакрытый правый глаз друга, безжизненно распахнутый рот…

– Иди за Елизаром, – зло бросил Протектору, – надо тащить их отсюда, а то сгорят, хоронить нечего будет.

Елизар лежал на крыльце, головой к двери, из-за которой ударила в него очередь. Одна пуля вошла чуть ниже левого глаза. Иногда в тревожных снах Денис видел его, Жека не снился, лицо Елизара, обезображенное пулей, вдруг вспыхивало во сне напоминанием о войне.