Однажды на Украине - Сергей Николаевич Прокопьев

Оттащили трупы во двор соседнего дома, накрыли полиэтиленом. С сумерками поступила команда всем группам закрепиться и удерживать свои позиции. Во дворе дома, из которого вели бой, валялись шлакоблоки. Судя по всему, они лежали изначально в штабеле, разметало после прилёта мины. Шлакоблоками забаррикадировал все окна дома, оставив бойницы, приготовились к круговой обороне, укропы могли утром пойти на штурм. Поставили часовых по периметру. Появилось время спокойно покурить. Денис опустился на табурет на просторной кухне, затянулся, и вдруг такое опустошение накатило, такая тоска навалилась, будто батарейки из него вынули. Пришло тягостное понимание: Жеки нет. Улыбчивого, голубоглазого. Он лежит на поддоне, закрытый куском полиэтилена, по сторонам шлакоблоками прижатого к земле, чтобы не сорвало ветром. Всего две недели оставалось до отпуска… Не увидит Новороссийска, Чёрного моря, Москвы, Питера. Не знают об этом жена, сыновья, мать. Страшная новость ещё не отправлена им.

В тот момент Денис не сопоставит факты, не осознает, что видел печать смерти на лице Жеки за полчаса до операции. Это поймёт после гибели второго друга – Куратора. А тогда лишь кольнуло: Жека перед штурмом подошёл, попросил изоленту, Денис протянул, на мгновение взглянул в лицо друга и удивился, что-то изменилось в нём, появилось чужое, незнакомое. Будто он и не он, тот же нос, глаза, овал лица, но в сумме что-то не то.

Понял, что это метка на лице друга после гибели Куратора. Тот пришёл в «Вагнер» «кашником» – с литерой «К», из заключения. У него и позывной поначалу был другой – Чиж. Полгода отвоевал, получил амнистию, как обещал руководитель «Вагнера» Пригожин, уехал домой, а через две недели вернулся в новом качестве. Получил новый жетон, новый позывной – Куратор и попросился в свой взвод. Командование пошло навстречу.

– Ты чё приехал? – удивился Денис.

– Скучно дома. С вами в полях воевал, в Бахмут вместе зашли. Я тебе броник привёз в подарок.

– Ну ты даёшь!

Куратор привёз отличный «плитник». У Дениса и свой был ненамного хуже, чтобы не обидеть дарителя, стал носить его бронежилет. Куратор приехал экипированный с ног до головы. Получил деньги от «Вагнера» и тысяч на триста закупился – бронежилет, каска с опускающимися ушами, поясная разгрузка, колемат – коллиматорый прицел, планка Пикатинни к нему, отличный нож, рюкзак, форма, одним словом – всё!

– По вышаку брал, – с гордостью показывал Денису свои приобретения. – Бабки не жалел.

Привёз десятка два шевронов, раздарил знакомым.

Это случилось через три недели в частном секторе, что растянулся вдоль дороги, ведущей на Часов Яр. Шли плотные бои, укропы цеплялись за каждый дом. Граната из РПГ-7 попала Куратору в грудь, не взорвалась, срикошетила от бронежилета и ушла. Денис подбежал к другу, кровь изо рта, из носа… Всё было отбито, переломано.

За двадцать минут до начала операции Куратор подошёл с озабоченным видом к Денису, перед этим имел беседу с командиром отделения.

– Слушай, у тебя же всё нормально с ним? – спросил.

– Нормально.

– Не могу понять, вяжется и вяжется ко мне…

Выяснять суть конфликта было некогда, да и не в правилах Дениса расспрашивать, понадобится, сам скажет подробнее, нет, значит, нет. Но поразило – Куратор не походил на себя. Как и в случае с Жекой, в чертах лица появилось что-то не характерное для него, чужое. После гибели Куратора осенило – печать смерти.

Тяжело переживал потерю. Обрадовался возвращению Куратора, он был из тех, с кем Денис начинал в «Вагнере». Отчаянный и расчётливый, в бою видел на триста шестьдесят градусов. По жизни неразговорчивый, а посидишь молча с ним, почаёвничаешь вечером, покуришь, и светлее на душе. Куратор не расспрашивал Дениса о судимостях, не говорил о своих. Единственное, что знал Денис, Куратору до конца срока оставалось всего три с половиной месяца – досиди и свободен на все четыре стороны, он не стал ждать, пошёл в «кашники», подписал контракт с «музыкантами».

После смерти Куратора Денис решил для себя – ни с кем не сближаться. Чисто деловые отношения – квадрат такой-то, твоя задача такая, моя задача… Не привязываться душой, дабы не болеть от потери близкого человека. Как у Высоцкого: «То, что пусто теперь, не про то разговор. Вдруг заметил я – нас было двое. Для меня будто ветром задуло костёр, когда он не вернулся из боя… – Друг, оставь покурить. – А в ответ тишина, это я не вернулся из боя». Каждый раз часть души выгорала с потерей друга…

Вернувшись домой, Денис в первую неделю обнаружил за собой эту особенность – каждое утро надо измотать себя долгой часа на два ходьбой. Просыпался в четыре утра, и бесполезно было призывать сон. Денис, стараясь не разбудить Аню, поднимался, выходил из дома. Он приехал из зоны СВО в конце мая, стояли самые долгие дни в году. Тьма истаивала к четырём часам, и начинал разгораться восток. Город спал. Пустынные улицы, дороги. Юная листва берёз, цветущие ранетки дички в белых шапках, пахучая сирень. Громко шурша шинами, пролетали редкие машины. Он шёл по Богдана Хмельницкого в сторону Горбатого моста, пересекал улицы Масленникова, 20 лет РККА, Красных Зорь. Это был его район, всё здесь до боли знакомо с детства, много о чём можно вспомнить. Но ворошить прошлое не тянуло. Если начинало вспоминаться хорошее, тут же подмешивалось неприглядное, которого хватало в его жизни. Уходя от этого, читал тропарь Луке Крымскому, а потом перечислял тех, с кем воевал во взводе, кто погиб – Жеку, Куратора, Елизара и ещё десятка три позывных… Имён в большинстве случаев не знал или не помнил, называл позывные. Спросил у батюшки Владимира: так можно, батюшка разрешил – Бог знает, кого ты имеешь в виду, кого поминаешь. Ещё батюшка сказал, им с Аней надо знать «Отче наш» наизусть, будут петь во время венчания. Денис распечатал молитву на листке и учил во время ходьбы. Возвращался домой уставшим, часам к шести утра. Сидел на кухне, пил чай. Приходила Аня, пахнущая сном. Обязательно делала глоток из его чашки. Негромко, дочь спит, шутливо ругалась:

– Опять дёготь пьёшь! Разве можно такой крепкий с утра!

– Нам пойдёт, – улыбался он, вдыхая родной Анин запах.

– Поспи хоть часик, ещё рано.

– Не усну…

На венчании Денис был серьёзный, сосредоточенный, Аня светилась радостью. Батюшка Владимир в белом облачении, торжественный, Денису показалось, он даже стал выше ростом. Открылись Царские врата, батюшка прошествовал к венчающимся и подал им зажжённые венчальные свечи. Большие, белые, витые.

На обручении три раза коснулся лба Дениса кольцом Ани со словами: «Обручается раб Божий Дионисий рабе Божией Анне», потом поднёс кольцо к губам Дениса для поцелуя и надел ему на безымянный палец правой руки, оно едва-едва прошло ноготь и остановилось на первой фаланге. Денис повернул руку пальцами вверх, будто для подаяния, боясь уронить кольцо. Аня несколько раз предупредила дома: «Только кольцо не урони, плохая примета». Затем три раза прозвучало: «Обручается раба Божия Анна рабу Божию Дионисию». Кольцо Дениса можно было надеть на два Аниных пальца.

– Поменяем кольца три раза местами в честь и славу Пресвятой Троицы, – сказал батюшка.

С молитвой «Во имя Отца и Сына и Святаго духа» он снимал кольцо с пальца невесты и надевал его жениху, то же самое проделывал с кольцом, что было на пальце жениха. И снова кольца меняли местоположение…

Наконец батюшка предоставил возможность Ане надеть обручальное кольцо жениха на палец Денису. Пальцы жениха, крупные, сильные, чуть подрагивали, когда он водружал кольцо невесты на её изящный пальчик.

– С этой минуты вы по правилам церкви жених и невеста, – произнёс батюшка. – Пора перейти к венчанию, просить Господа Бога стать вам мужем и женой.

Пел хор, вкусно пахло ладаном, звучали молитвы. Батюшка подвёл их к аналою, перед ним на ковре лежал белый, искусно вышитый рушник, Аня специально заказывала. «Ступить надо разом», – давала наставление Денису дома. Перед рушником тихо шепнула, чтобы слышал только он: «Раз-два». Вместе ступили на белоснежную ткань.

Шафером Дениса был Виктор, тоже вагнеровец, тоже воевал на Донбассе, там не знали друг друга, познакомились в Омске. У Виктора