Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

«Драчук или его помощник штабс-капитан Егоров назначили команду под моим начальством…[862]», далее поступившую в распоряжение коменданта Омска. Который, согласно Падерину, «нас направил в Гарнизонное собрание (в распоряжение военно-полевого суда – ред.)…[863]»

Однако на допросе комендант Омска подполковник Н.В. Бобов заявил: «Я не помню, через кого шло распоряжение о назначении караула для военно-полевого суда и кем это было сделано…[864]

Однако на его участие в данном деле была явная «зацепка»: при исполнении убийств присутствовал его адъютант прапорщик Черченко, фактически руководивший ими. Поэтому Бобову пришлось давать дополнительные объяснения и начать сливать своих начальников: «с конвоем для арестованных я дел не имел. Возможно, Черченко получил такое распоряжение от Сабельникова (начальника коменданта – ред.), инструктировавшего по таким вопросам.

Я не могу объяснить, каким образом конвой Барташевского оказался в распоряжении председателя военно-полевого суда. Если в переписке упоминается Комендантское управление и командирование конвоя в распоряжение коменданта, то, видимо, ошибочно – управления коменданта и начальника гарнизона находятся в одном помещении и, возможно, требование исходило от начальника Управления гарнизона. Если же оно сделано мной, то я могу навести справки и сообщить об этом. Если я давал означенное поручение Черченку, то, несомненно, по распоряжению Сабельникова…[865]»

Далее Бобов, пытаясь отвести от себя подозрения, продолжил «сливать» последнего: «В силу обязанностей коменданта и полученных приказаний начштаба гарнизона (в результате цепочка исполнителей четко выстраивается к Сабельникову и Бржезовскому как его начальнику – ред.) я поручил Черченко пойти в военно-полевой суд и смотреть, как в нем идет дело… я не отдавал приказа присутствовать при исполнении приговоров и последний находился там, видимо, по своему любопытству…[866]»

Комендант, видимо, обладал большим чувством юмора. Согласно его показаниям выходило, что Черченко было мало напряженной работы при подавлении восстания, и он решил провести романтическую ночь, бегая по тюрьмам и расстрелам по всему городу по сильному морозу, ожидая повторных действий красных.

Однако против Бобова оказалась третья важная улика – на другом месте расправы (над советскими подпольщиками и Девятовым с Кириенко) 23 декабря оказался другой его адъютант – поручик Фриде[867]. И присутствие на месте расстрелов сразу двоих комендантских адъютантов не может объясняться их «любопытством», что говорит не в пользу версии Бобова.

Причем, старший адъютант коменданта Главного Штаба штабс-капитан Б.Г. Четыркин подтвердил следствию Фриде и Черченко, согласно которой они, находясь на местах расправ, выполняли приказ Бобова: «от них я слышал, что им поручили отправиться за арестантами… и передать их для расстрела[868]».

И, наконец, Черченко предъявил ЧСК Висковатова машинописную записку с подписанным комендантом «паролем, без которого меня бы не пропустили в тюрьму[869]» – доказательство, что Бобов направил его туда за арестантами. На ней значилось: (следователи изучили ее лишь спустя шесть дней после предъявления – «5 июня (1919 г.):

«СЕКРЕТНО

22 декабря 1918 г.

Пароль Шадринск

23 декабря 1918 г.

Пароль Щеглов

Комендант г. Омск

Подполковник Бобов

23 декабря 1918 г.

Г. Омск»[870].

Показательно, что ЧСК не установила, кто писал пароли 22 декабря, хотя Бобов «намекал» на свое начальство. Однако он продолжил отрицать своё участие в организации расправ, хотя в итоге комендант признал свое авторство в создании записки: Черченко «говорит, что я с паролем ему передал список лиц, которых нужно было взять из тюрьмы. Его мне дал начальник штаба (гарнизона Омска Сабельников – ред.) и по его приказу был направлен в тюрьму Черченко для их доставления. Я факта получения списка от Сабельникова не помню[871]».

Причина столь противоречивых показаний Бобова (он и далее продолжит эту тактику на допросах) была вызвана тем, что из-за показаний Черченко, подтвержденных документами и свидетелями, ему также пришлось «сдавать» свое начальство – Сабельникова и Бржезовского.

Так, комендант заявил: «Я не отрицаю, что поручил Черченко отправиться в тюрьму и ожидать там конвоя, который должен был сопровождать арестованных на военно-полевой суд, но запамятовал это обстоятельство»[872].

Таким образом он признал факт своего поручения ему, но при этом его же опроверг. Это делалось сознательно – чтобы затруднить привлечение его к ответственности. При таком раскладе юридически его было труднее обвинить в силу «запамятования» коменданта с одной стороны. А с другой стороны, это снимало с него ответственность за предоставление недостоверных показаний.

При этом Бобов всё больше «намекал», что приказания по расправам исходили от Бржезовского и Сабельникова: «полномочий Черченко относительно доставления подсудимых и исполнения приговора я не давал. Возможно, он получил их от начштаба гарнизона – часто последний требовал прислать ему адъютантов. Они потом докладывали мне, зачем их требовали, но, возможно, в сутолоке событий Черченко не доложил мне об этом. О расстрелах, при которых Черченко присутствовал, он мне не докладывал. Я отрицаю, что он в моем присутствии говорил, что он их производил по моему приказанию… Сабельников мне приказал командировать в заседание суда адъютанта для удостоверения, что оно открыто и дела арестантов рассматриваются»[873].

Подобный «слив» начштаба гарнизона вызывал вопросы к его начальнику Бржезовскому. Он также не признал авторство «заказа» красильниковского конвоя, «спихивая» это на Бобова: «О командировании в распоряжение председателя военно-полевого суда конвоя отряда Красильникова я не приказывал и не знаю, кто его назначил… Распоряжения о командировании Черченко и Фриде я не делал и не знаю, кем они были командированы, но полагаю, что как комендантских адъютантов их направил комендант»[874].

Иными словами, все начальники переводили «стрелки» на своих подчиненных.

Сделать, однако, это было сложно, поскольку на ответственность Сабельникова указывали и другие фигуранты дела. Так, начальник военно-полевого суда генерал-майор Иванов фактически проговорился о роли начштаба в вызове убийц: «Кто назначил мне конвой Барташевского – не знаю. Но я приказал делопроизводителю прапорщику Ведерникову позвонить в штаб гарнизона о назначении в мое распоряжение караула из унтер-офицерской подготовительной школы. Этот караул я не хотел расходовать для конвоя (что могло объясняться боязнью повторения выступления большевиков – ред.), а когда прибыл таковой из отряда Красильникова, то поручил ему доставить арестантов…[875]»

При этом он не объясняет причин готовности передать подсудимых красильниковцам, а не будущим унтер-офицерам. Интересно, что Иванов, страдающий по его признанию отсутствием памяти из-за контузии[876], внезапно вспоминает детали вроде присылки красильниковцев, явно осуществленной Сабельниковым на его запрос через Бобова.

Заметим, что из показаний исполнителей убийств также следует, что распоряжения последнему шли от начштаба гарнизона и начальника гарнизона Бржезовского.

Однако предположим, что не они были их авторами. Согласно воинской иерархии приказания им должны были