Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

В результате показаний «снизу» и «сверху» следствие фактически «прижало» доказательствами Бобова, не годившегося на роль главной скрипки в ликвидации. И представляется сомнительным, чтобы этот второстепенный по значимости командир взял на себя ответственность за расстрел без суда «учредителей».

Что вынуждало ЧСК Висковатова основательно допросить уличаемых им Сабельникова и Бржезовского, с проведением между ними и Бобовым очной ставки.

О причинах, почему она так и не состоялась даже когда все они находились в Омске, пусть поразмыслит сам читатель.

Интересно, что показания относительно технической организации расправ Сабельниковым мало заинтересовало колчаковскую ЧСК, фактически поверившую ему на слово относительно его непричастности к убийствам. Возможно потому, что тогда пришлось бы задать неудобные вопросы и Бржезовскому, а далее по «цепочке» Матковскому и т. д.

Показательно, что следствие удовлетворили крайне лаконичные ответы последнего: «я не знаю, по чьему приказанию Барташевский находился в распоряжении председателя военно-полевого суда, и находился ли он в его распоряжении»[877].

Тем самым он фактически переадресовал вопросы Иванову, Сабельникову и Бржезовскому. И поскольку следствие избегало трогать их «по-настоящему», и не пыталось реально определить отдавшего соответствующий приказ, в результате «неофициальным козлом отпущения» становился подчинявшийся им Бобов. Хотя для установления истины напрашивалось проведение очной ставки с участием его и остальных крупных начальников, не признающих своей ответственности в произошедшем, включая Матковского.

Без этого от колчаковского следствия ускользнуло выявленное впоследствии ЧСК Политцентра. Так, на ее допросе начштаба красильниковской бригады капитан А.В. Шемякин заявил, что ее омский осназ во главе с Драчуком подчинялся Матковскому[878]. Соответственно, он как минимум должен был быть в курсе всего происходящего, включая его участие в пикантных делах вроде политических ликвидаций.

Роль Бржезовского и Сабельникова в нарушении закона

Особого внимания заслуживают детали увода арестованных на расправу. По словам временного начальника омской тюрьмы Хлыбова, «Вечером (22 декабря – ред.) позвонивший по телефону из Гарнизонного собрания дежурный офицер при военно-полевом суде, фамилию не помню, предупредил о предстоящем прибытии в тюрьму конвоя за арестантами»[879].

«Через час явился комендантский адъютант (видимо, Черченко – ред.), и, предъявив удостоверение личности, и предписание председателя военно-полевого суда № 1, предложил мне выдать арестантов»[880].

Этот «офицер, по сути, и руководил прибывшим следом конвоя. Что демонстрирует согласованность действий участников «самосуда».

Впрочем, их действия казались несколько странными. Так, член Учредительного собрания Подвицкий показал ЧСК Висковатова: «в два часа ночи (23 декабря) я проснулся от шума, надзиратель вызывал по списку моих сокамерников Лиссау, Барсова, Марковецкого, Сарова и Брудерера. На наши вопросы, куда и зачем их вызывают, он сказал: «К коменданту что ли для допроса».

Меня охватило мрачное предчувствие и я, прощаясь с Лиссау, долго и крепко жал ему руку, но ничего не сказал, чтобы не омрачать ему душу. Когда наши товарищи выходили, кто-то сказал: «прощайте», но Барсов сказал, что он лишь говорит «до свидания», что все мы хором подтвердили. Однако настроение у многих после их увода резко изменилось»[881].

А.Н. Сперанский вспоминает слова «учредиловцев»: «Арестованные провели тревожную бессонную ночь, ожидая дальнейших вызовов в суд, либо возвращения уведенных товарищей. Но никого больше не вызвали, и никто больше в тюрьму не вернулся…[882]»

Подвицкий продолжает: «мы все же пытались цепляться за всякие объяснения, чтобы убедить себя в возможности лучшего исхода и выяснить, куда и зачем вызвали наших товарищей, но не получили ответа. Все арестанты твердили, что они убиты… Надзиратели угрюмо молчали, ссылаясь на неведение или намекали, что их нет в живых. Мрачное впечатление усилилось тем, что у наших товарищей перед отправлением отобрали казенные вещи, белье»[883].

Заметим, что так поступали в отношении окончательно выбывающих. Это говорит об осведомленности тюремной администрации относительно судьбы уводимых.

И, наконец, по данным Сперанского, «надзиратели сообщили: «ваших товарищей вывели гулять в березовую рощу», то есть расстреляли»[884].

При этом «ликвидаторы» сильно наследили. Так, по словам Подвицкого, «надзиратели говорили, что еще нужно взять Девятова и Локтова, сидящих в «одиночках»[885].

Заметим, что по данным Хлыбова и «барташевцев», за Девятовым пришли позже, во второй заход, и его успел забрать на расправу Рубцов. Однако колчаковское следствие даже не пыталось опросить арестантов и надзирателей относительно источника такой информации, способного выйти и на организаторов убийства.

Далее, согласно показаниям конвоиров, они доставили арестантов военно-полевой суд. Но кто это приказал сделать?

По словам Подвицкого, один из заключенных, работник тюремной конторы, сообщил сокамерникам, что приказал выдать арестантов Бржезовский (аналогичные сведения заявляют и другие обитатели тюрьмы): «от одного из писарей я слышал, что бумага, предписывавшая их выдать, исходила от начальника гарнизона …, фамилии его не знаю, но живет он с двумя товарищами нашем же срочном коридоре» (камере)[886]» (отсутствие образованных сотрудников вынуждало тюремную администрацию вербовать из них грамотных заключенных).

Данная «зацепка» крайне интересная. Однако указанный Подвицким писарь Ф. В. Аникина опроверг его показание, заявив, что «не говорил, что бумага исходила от начальника гарнизона…[887]»

Подобное его поведение могло объясняется тем, что, будучи заключенным, он был уязвим от распоряжавшихся в тюрьме военных и опасался за свою жизнь, почему и не решился давать компрометирующие сведения об их действиях.

В этом случае для установления истины можно было организовать очную ставку Аникина с Подвицким и другими арестантами, свидетелями подобных разговоров. Чего сделано не было и ЧСК даже не пыталась перепроверить полученные на Бржезовского данные. А тот, впрочем, также сообщил интересные подробности следствию: «арестованных комендант города направлял начштаба гарнизона, передававшего их в военно-полевой суд (согласно колчаковским порядкам это не могло происходить без ведома командующего корпусом Матковского и его начштаба полковника Л. В. Василенко – ред.). Но я это не проверил, ввиду крайне тревожного времени находясь при войсках начальником дивизии и гарнизона, предоставив все остальное Сабельникову»[888].

Иными словами, Бржезовский «переводил стрелки» на своего подчиненного.

Шли за депутатами, но убили «пешек»

Главной загадкой декабрьских событий стало убийство технических работников КОМУЧ, неопасных белогвардейцам и Лиссау с фон Мекком, вообще не боровшихся против Колчака. Зато гораздо более значимые в этом плане депутаты всероссийского парламента вроде Николаева остались живы. Из числа «учредиловцев» тогда реально пострадали лишь Фомин и Почекуев.

Рассмотрим случившееся. О том, что шли именно за «учредителями», свидетельствуют сами «ликвидаторы». Так, Черченко показал, что когда вторую группу арестантов привели на суд, то Барташевский объявил ему: «учредилку расстреляем без суда»[889].

Но почему