Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Следствие получило разноречивые данные. Красильниковцы утверждали, что «смертный» список им вручил комендантский адъютант. Однако ЧСК Висковатова не установила его фамилию. Так, по словам Черченко, «Барташевскому я записки с фамилиями арестантов для доставления на суд после первой группы не давал и из Гарнизонного собрания с ним по телефону в тюрьме не разговаривал»[890].

В любом случае здесь и так «торчат уши» Бобова. Хотя и он, будучи «техническим» организатором убийства, также не был в этом решающим лицом, и лишь исполнял приказы «свыше».

По данным же делопроизводителя военно-полевого суда прапорщика Ведерникова, «Мне неизвестно, чтобы его председатель приказывал доставить двоих (Девятов и Кириенко ред.) или восьми (группа Фомина) подсудимых для вынесения приговора после разбора дела шести»[891] (большевики и Маевский).

Аналогичным образом колчаковскому следствию показал и его начальник генерал-майор Иванов (версию военных «юристов» подтвердил и Барташевский): «Я не помню, чтобы суд требовал доставить на него подсудимых[892]» (обычно это делали вышестоящие военные руководители – ред.).

Однако ЧСК Висковатова на основании документов уличила его во лжи: «По поводу предъявленного мне /требования № 1 председателя прифронтового военно-полевого суда о доставлении арестантов/ объясняю, что написал его я, но когда его передали Барташевскому, не помню, и не могу объяснить, кого предполагалось судить в числе троих человек[893]» (реально Девятова, Кириенко и К. Попова).

В любом случае, исходя из его требования на выдачу данных арестантов предположим, что и прочие подобные запросы направлял он. Если же к этому присовокупить заявления Иванова об отсутствии у него памяти из-за фронтовой контузии[894], то как представляется, он тем самым пытался уйти от дальнейших вопросов следствия и ответственности.

Далее бывший председатель военно-полевого суда объясняет, что «Барташевскому поручили доставить тех лиц на суд видимо потому, что он находился в помещении суда и, может быть, перед получением этого распоряжения уже доставил кого-либо туда[895]».

Но каким образом вместо Девятова и Кириенко к Гарнизонному Собранию привели группу Фомина?

Обратимся к показаниям Хлыбова. По его данным, во время второй ходки за арестантами «Барташевский потребовал доставить ему К. Попова, Девятова и И.И. Кириенко. Я объяснил, что первый болен сыпным тифом, а последние двое выбыли из тюрьмы (их забрал на расправу Рубцов – ред.), после чего он позвонил куда-то по телефону. С кем и о чем он говорил – к разговору не прислушивался…

После этого он спросил: содержатся ли в тюрьме члены Учредительного Собрания? Я назвал Фомина, Брудерера, Марковецкого, Барсова, Сарова, Локтова, Лиссау и фон Мекк, Барташевский потребовал выдать их…[896]»

Подчеркнем: данное показание подтвердилось еще на предварительном следствии[897].

Сам Барташевский показал, что, когда он отправился в тюрьму за Девятовым и Кириенко, то «узнал, что они уже взяты в унтер-офицерскую школу, где также был военно-полевой суд… (налицо явная несогласованность действий колчаковцев, из чего следует, что параллельно работали минимум два карательных органа, о чем будет рассказано ниже – ред.) Я позвонил по телефону в Гарнизонное собрание, делопроизводитель Ведерников или комендантский адъютант сказал, чтобы я привел оттуда еще арестованных…[898]»

Заметим, что сразу после этих первых показаний Кузнецову 28 декабря, в тот же день Барташевский изменил их. Он подчеркнул, что когда никого по второму списку там не оказалось, то «…я обратился к начальнику тюрьмы, кого нужно взять в военно-полевой суд, он дал мне восемь человек, а я ему выдал расписку[899]».

Можно представить удивление Хлыбова, только что назначенного на пост начальника тюрьмы и не успевшего войти в курс дела, если Барташевский спросил подобное.

Разумеется такое объяснение выглядело наивно. Видимо, поэтому Барташевский попытался подправить показания, что также удалось не очень. По его словам, «адъютант фамилий подлежащих суду не называл, объяснив, что я должен взять восставших против существующей власти (под это определение попадали и «учредиловцы» – ред.)»…, но «списки арестантов для суда я получил от адъютанта, а не от его председателя»[900].

Участник убийств же Падерин показал: из предъявленного «Барташевским списка арестантов «никто не мог быть выдан нашей команде. Начальник тюрьмы объяснил: одного нет, другой выписан в расход, иные не вернулись в тюрьму после их освобождения 22 декабря 1918 г.[901]»

Показательно, что ЧСК Висковатова не поинтересовалась, кого он имел ввиду.

Тогда по словам Падерина начальник конвоя «позвонил в Гарнизонное собрание, чтобы получить указания Ведерникова, но он к телефону не подошел. (Барташевский тогда) вызвал комендантского адъютанта, (объяснил ситуацию) и просил разрешения взять других и указать их фамилии (показательное рвение юного офицера, непременно желавшего уничтожить людей – ред.)… ему поручили доставить каких-либо арестантов.

После разговора Барташевский обратился к начальнику тюрьмы – указать преступников «по красному делу»… Тот назвал из списка арестантов какого-то комиссара, члена Учредительного Собрания Брудерера (таковым не являлся – ред.), мичмана Мекка и других, фамилий я не помню…[902]»

При этом члены ЧСК не обратили внимания, что названные лица не были большевиками. А это говорило, что при их выдаче Хлыбов руководствовался иными соображениями.

Также показательно, что при выдаче конвою группы советских деятелей и Маевского начальник тюрьмы Хлыбов удовлетворился предоставлением ему соответствующего требования на обрывке использованной бумаги[903]. Вторую же партию он выдал… на основании устного заявления Барташевского! Что подтвердил и Падерин. Что, кажется, подтверждает официальную версию о самосуде нижних чинов.

Заметим: выдача арестантов из тюрьмы по устному, а не по требованию, без требуемого законом документального оформления, было его вопиющим нарушением.

Секрет «сговорчивости» Хлыбова объяснялся заявлением Барташевского, что он действует от имени Колчака[904]. Начальник тюрьмы заявил, что «Вследствие такого распоряжения я, не сомневаясь в его праве требовать выдачу арестантов[905]» (странная формулировка по столь важному делу, требующая предварительного получения необходимых документов, не исключено, что Барташевский предъявил письменное предписание от имени Колчака – ред.), послал за указанными лицами надзирателей[906]».

Показательно, что ЧСК Висковатова не стала выяснять данный момент.

Однако по данным Фоминой «начальник тюрьмы не хотел выдавать арестантов, и лишь после получения подтверждения по телефону у канцелярии начальника гарнизона/коменданта города якобы сделал это[907].

Колосов также утверждал: «тюремная контора не сразу согласилась выдать их, опасаясь самосуда… Затем конвойные куда-то уехали и вернулись… снабженные ордерами»[908].

Ответ на вопрос, почему в изложении произошедшего наблюдалась подобная нестыковка, попробуем найти при анализе других следственных документов.

Далее