Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

больше документальных фактов. Которые были. Например, относительно его столкновения с канцелярией Колчака. Так, «секретарь» Верховного Правителя, ее начальник генерал-майор Мартьянов регулярно отправлял ему прошения о помиловании / смягчении смертных приговоров, которые Матковский получал нередко от уже мертвых людей.

Происходило это из-за особенностей колчаковской бюрократии и невозможности приостановить на время рассмотрения прошений исполнение приговоров, которые по закону исполняли спустя 24 часа с момента их вынесения. И вот 21 июня 1919 г. Матковский предупредил Мартьянова о бессмысленности направлять ему при таком раскладе ходатайства осужденных. Это выглядело проявлением не столько недопонимания с Мартьяновым, сколько трений начальника округа с Колчаком.

Однако, чтобы изменить систему, Матковскому требовалось выходить на самого Верховного Правителя, а не разговаривать с его «лакеем» Мартьяновым. На что он не пошел, поскольку физически не мог идти против системы с идеями ее реформирования в момент гражданской войны. Ведь это не привело бы к положительным изменениям, а напротив, могло дать основания для нападок на него при ведении борьбы с большевиками «за опасный реформизм». Тем более, в условиях серьезных трений Матковского с Колчаком.

А попытка изменить подход к приговорам с учетом большого потока прошений осужденных могла парализовать колчаковскую репрессивную машину, чьим предназначением было запугивание недовольных. Результатом было бы уменьшение количества смертных казней из-за детального их рассмотрения и затягивания рассмотрения дел.

Иными словами, белый террор стал бы менее страшным, что могло вызвать дополнительную активизацию красных в колчаковском тылу. А потому на белогвардейском «верху» не хотели менять установившийся порядок. И Мартьянов продолжал «перебрасывать» прошения осужденных Матковскому. Видимо, получив четкие указания своего шефа.

Также Матковский пытался предстать третьестепенным по важности начальником, не имевшим отношения к охоте на противников белогвардейцев контрразведок, которые-де только нагружали его работой по разбору и утверждению приговоров. Однако для большевиков и особенно К. А. Попова, едва не ставшего жертвой подчиненного Матковскому Рубцова, подобные попытки перекладывания ответственности не выглядели убедительными. И неудивительно, что 20 февраля, на другой день после подачи им прошения, он написал на нем: «Ходатайство об освобождении отклонить, подателя по содержанию допросить»[1139].

Какие вопросы ему задали, и что он ответил, – неизвестно. Вероятно, данные допросов Матковского хранит архив Омской ФСБ, куда последовало «по принадлежности» его дело. Но очень показательно, что его судьбу определил человек, которого подчиненный ему Рубцов пытался «спустить в клоаку»[1140].

Вероятно, тем самым большевики пытались установить свою «историческую справедливость», давая прочувствовать Матковскому то, что они, включая Попова, испытали в декабре 1918 г.

В любом случае, оправдаться ему не удалось. И 13 апреля 1920 г. товарищ председателя ЧСК Попов постановил: «Матковский с 4 сентября по 22 декабря 1918 г. был командиром 2-го Степного корпуса в Омске, с 22 декабря – командующим войсками Омского военного округа. В бытность его одним из высших представителей военных властей в Омске произошло убийство в сентябре 1918 г. Новоселова, а в декабре того же года – кровавое подавление восстания с массовыми убийствами… И даже если он не участвовал в этом, то явился их попустителем.

Затем в бытность командующим войсками Омского военного округа он с 22 декабря 1918 г. по 7 декабря 1919 г. предал военно-полевому прифронтовому суду лиц, и утвердил смертные приговоры, количество которых он затрудняется определить. По ним расстреливались в одиночку и группами коммунисты и члены других организаций, советские деятели, случайные рабочие, солдаты и другие. А посему постановил: …Матковскому …предъявить обвинение в соучастии в умышленных убийствах, осуществленных правительствами Омским и Колчака, и их агентами»[1141].

Такая формулировка походила на проявление личной мести Попова. Что было понятно с учетом лично пережитого им.

Впрочем, называя Матковского «попустителем» декабрьских событий, он при этом не установил степень его вины – когда, кто именно и при каких обстоятельствах погиб. И утверждать смертный приговор за организацию и совершение убийств без установления полноты картины, включая определение фамилий и числа погибших, времени их гибели, инкриминированных им преступлений и других обстоятельств произошедшего выглядит юридическим нонсенсом. Что для профессионального юриста, руководителя следствием, было непростительно и не могло служить основанием для вынесения смертного приговора. Тем более, что «попустительство» и организация убийств – вещи разные. И, соответственно, караться они должны были по-разному. Однако Попов ставит их на «одну доску».

Упоминание среди возможных жертв Матковского Новоселова не доказывает его вину. По сути, ему могли предъявить лишь то, что он был тогда начальником Волкова, подручные которого засветились в «ликвидации». (Более подробно об этом будет рассказано ниже.)

Следуя логике советского обвинения, на каждого колчаковского военачальника можно было «повесить» любое преступление, совершенное его многочисленными подчиненными, контролировать которых в чрезвычайных условиях гражданской войны было невозможно.

Заметим – для точного определения вины Матковского и вынесения конечного вердикта по его делу у красных имелись документы, захваченные ими при разгроме колчаковцев. Их требовалось лишь «поднять» из архивов руководимого им штаба Омского округа и прочих инстанций, куда поступали прошения осужденных. Благодаря чему большевики помогли бы ему вспомнить количество утвержденных им приговоров.

А без этого трактовка Поповым деяний Матковского выглядит юридически безграмотной, предвзятой и неуважительной в отношении погибших – как чуждых ему «учредиловцев», так и своих же большевиков, память которых требовалось почтить хотя бы установлением обстоятельств их гибели. Тем более, что судьбу погибших едва не разделил и Попов. Неужели ему было это безразлично или опять пожертвовали истиной ради скорейшей кары над опасным врагом?

Матковский обличает колчаковских министров

19 апреля Попов как товарищ председателя Иркутской губЧК сообщил о принятом решении расстрелять Матковского[1142], а его объяснения по делу расценил «отписками и вздором».

Однако в тот же день Иркутская ЧСК «постановила отправить его в распоряжение отдела юстиции при Сибревкоме» (чрезвычайный орган управления с расширенными полномочиями на время гражданской войны)[1143] в Омск.

И можно представить, что он при этом чувствовал, ощущая себя держащимся за спасительную омскую «соломинку». В любом случае, сбылось то, о чем Алексей Филиппович так просил большевиков в феврале – ему дали поработать…

Там Матковскому предоставили возможность поработать на Советскую власть. Вернувшиеся в Сибирь большевики решили закрепить достигнутые ими успехи, поставив «жирную точку» в борьбе против белых. Для этого они организовали политическое представление – «суд над правительством» Колчака, чтобы показать его «антинародность» и бесславный конец. Помочь в этом большевикам должны были соратники Верховного Правителя, включая Матковского. Возможно, при этом им дали надежду на сохранение жизни.

Их присутствие должно было придать судебному процессу большую значимость в условиях, когда по признанию самих большевиков на скамье подсудимых оказались «третьестепенные по значимости» лица[1144].