Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

смогли использовать свидетельства Алексея Филипповича для преследования конкретных колчаковских чиновников. Так, он заявил, что «не слышал о протестах министра юстиции» относительно выносимых смертных приговоров «с полным нарушением закона в военно-полевых судах и приводимых в исполнение без (его) утверждения»[1171].

Однако благодаря советским юристам Матковский тут же вспомнил о «деятельности министра юстиции Тельберга и учрежденного им в августе 1919 г. «Комитета по охране законности и порядка» (его докладчиком был и подсудимый на данном процессе заместитель министра юстиции Малиновский), противящихся бесконтрольному применению смертной казни и иным нарушениям законодательства. И что «неправильные действия по преданию… прифронтовому суду обжаловались в Правительствующем Сенате[1172], отменявшем приговоры»[1173].

Однако предположим, что здесь нечто большее, чем просто желание «притопить» других, чтобы выжить самому. А именно – отражение сложившегося в процессе работы у Колчака между представителями Минюста и Матковским антагонизма.

Финал

В заключительной речи на процессе Гойхбарг определил Матковского «соучастником» других колчаковцев вроде Розанова, Волкова, Катанаева и Красильникова по белому террору. И, несмотря на сотрудничество Алексея Филипповича с советскими властями, 8 июня 1920 г. его и Рубцова расстреляли по приговору Омской губЧК.

Был ли оправдан такой приговор? С точки зрения большевиков Матковский заслужил его участием в переворотах, приведших к власти Колчака, и в репрессиях. И мерилом его белогвардейских заслуг стало получение им высоких назначений.

Однако предположим, что Матковский ответил не столько за свои деяния, сколько за белогвардейскую систему в целом. Так, он был высшим после Колчака белогвардейским военачальником, захваченным красными (в силу точной недостоверности версии пленения Иванова-Ринова). И поскольку они спешно расстреляли адмирала, то, когда потребовался его высокопоставленный сподвижник, Матковского и сделали «козлом отпущения». Ведь на роль ответчика за белый террор по указанным выше причинам он подходил идеально.

В любом случае предположим, что сотрудничество Матковского с большевиками на процессе не могло изменить его судьбу. Даже если бы он унижался, сдавая «с потрохами» всех соратников Колчака[1174] и «вешая» на них свои деяния.

Ведь для большевиков главным было участие Матковского в процессе. Где врага «прилюдно выпороли», предъявив ему обвинения, опровергнуть которые он, занимая высокие посты при Колчаке, не мог. И когда процесс – разовая политическая постановка – кончилась, он стал не нужен.

Дополнительно в целесообразности принятого большевиками решения могло убедить поведение Матковского на процессе, показавшее им неискренность его желания сотрудничать с ними. Так, отвечая на задаваемые ему вопросы, он не унижался перед ними, не став «кающимся грешником», споря с Гойхбаргом и неоднократно «ставя его на место», когда он допускал в его адрес презрительные и двусмысленные реплики.

Причем, исходя из многократных продолжительных нападок советского обвинителя на Матковского, создается впечатление, что он забыл, что судили не его, а министров, и сознательно «топил» именно Алексея Филипповича. Что заметил даже председатель трибунала С. Павлуновский, потребовавший от обвинителя задавать вопросы ему как свидетелю только по существу дела.

Предположим, однако, что определяющим судьбу Матковского стал его переход на сторону белых. Это было непрощаемой изменой, которую не могли перебороть и выгоды от возобновления с ним сотрудничества. Ведь, как известно, «изменивший однажды предаст и дважды». Также его «прощения» бы не поняли и «массы», жаждущие крови сокрушенных врагов. Особенно Матковского, отличившегося в уничтожении большевиков.

Не последнюю роль в его расстреле сыграл К. А. Попов, едва не погибший от подчиненного Матковскому Рубцова. Будучи заметной фигурой в ЧСК Политцентра и руководстве Иркутской губЧК, он, если не сыграл в этом определяющую роль, то заметно на это повлиял.

Однако предположим, что решение о его расстреле чекисты приняли как минимум согласованно с трибунальщиками. Так, среди последних оказался видный подпольщик М. Н. Байков, представлявший на процессе «революционных рабочих, переживших террор белогвардейщины с момента антисоветского переворота»[1175]. Коллегам которого Матковский утверждал приговоры.

Не случайно, что среди большевиков ходили следующие утверждения: «Матковский открыто заявлял, что было бы полезно вешать большевиков на телеграфных столбах вдоль сибирской дороги»[1176].

Ничего хорошего ему не сулило и наличие среди трибунальщиков партизанских лидеров Мамонтова и Щетинкина, против которых он разрабатывал операции, готовил и высылал подразделения[1177].

Так, в ноябре 1919 г. Матковский, командуя войсками Томского военного округа, руководил операцией против алтайских повстанцев-мамонтовцев, лично возглавив группу, наступавшую от железнодорожной станции Поспелиха на главную партизанскую базу село Солоновка.

Сначала Алексей Филиппович действовал удачно. Он 14 ноября отбросил пытавшихся контратаковать партизан. Их база в Солоновке в результате оказалась в полукольце. Однако в ходе боев 15–16 ноября подтянувшие подкрепления повстанцы нанесли «матковцам», понесших большие потери, поражение и они стали отходить к Поспелихе. После этого среди подчиненных Алексея Филипповича началось разложение, усиливаемое большевистской агитацией. В итоге в конце ноября в Поспелихе началось восстание 43-го и 46-го Сибирских стрелковых полков, приведшее к катастрофе белых на Алтае[1178].

Причем омские же чекисты вряд ли просто продублировали уже вынесенный ему приговор в Иркутске. Ведь у них к Матковскому должны были возникнуть свои вопросы по его работе в сибирской столице. А он, в свою очередь, мог заявить то, о чем не говорил на следствии.

Однако рассчитывать на какие-то сенсационные признания из его уст вряд ли приходится. Так, за три месяца пребывания Матковского в плену большевики не установили точного списка тех, кому он утвердил смертные приговоры. А раз этого не произошло к началу процесса, то рассчитывать, что такие подробности установят за считанные дни до его казни, не следует. Ведь на проведение полноценных расследований уходят порой многие месяцы.

В итоге большевики не стали устанавливать истину (что одновременно позволило бы полноценно изучить белый террор и степень ответственности за это Матковского). Одни, подобно Попову, похоже, занялись сведением личных счетов, другие, видимо, не хотели затруднять себя проведением дополнительной работы.

Иными словами, большевики провели «следствие» по делу Матковского не лучше, чем колчаковские юристы по декабрьским событиям 1918 г. По сути, победители копировали (а в дальнейшем и развивали) методы действий разгромленного противника в том числе и по применению столь страшного инструмента как смертная казнь…

Поэтому неудивительно, что впоследствии Матковского реабилитировали: «карты в руки» для этого дали сами большевики, расстреляв его без предъявления доказанных обвинений. Возможно, что с учетом неоднократно ликвидированных белогвардейских заговоров в Омске (например, подчиненного ему Драчука) они спешили с расправой, опасаясь его возможного освобождения.

В любом случае, поскольку в жизни и смерти Матковского и других фигурантов событий имеется много «белых пятен», ставить в их истории точку рано.

Что же касается самого Алексея Филипповича, то можно себе представить,