Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Через две секунды молодой человек без чувств лежал на полу. Ван Эффен достал «смит-вессон», махнул им в сторону Кэтлин и Марии и принялся разрезать веревки на Жюли и Аннемари. Он поставил обеих девушек на ноги, помог им избавиться от кляпов и, все еще держа пистолет в руке, обнял обеих за плечи:

– Моя дорогая сестричка! Моя дорогая, дорогая Аннемари!

У Кэтлин и Марии глаза стали круглыми, как блюдца.

– Тебе понадобилось время, чтобы разобраться со всем, – сказала Жюли со слезами на глазах.

– Слава богу, все кончено, – вздохнул ван Эффен. – Но конечно, были проблемы.

– Все кончено? – прошептала Аннемари. – Неужели все кончено?

– Все кончено.

– Я люблю тебя.

– Повтори мне это, когда придешь в себя, ладно?

Кэтлин и Мария во все глаза следили за происходящим. Кэтлин нерешительно спросила:

– Это твой брат?

По ее голосу чувствовалось, что она не верит.

– Да, это мой брат, – ответила Жюли. – Питер ван Эффен, старший лейтенант-детектив полиции Амстердама.

– Думаю, для вас это потрясение, – сказал ван Эффен. – Но еще большее потрясение вас ждет впереди. Я имею в виду ваших близких. Разумеется, когда они очнутся.

Все террористы еще спали. Большая часть из них уже была связана по рукам и ногам, остальных заканчивали связывать.

– Неплохо, очень неплохо, – похвалил ван Эффен. – А что еще вы успели сделать за это время?

– Скоро увидишь, – ответил Васко, с энтузиазмом затягивая последний узел на ногах Самуэльсона. – Через пятнадцать минут здесь будет половина полицейских машин Роттердама и Дордрехта.

– Я же говорил, что из тебя получится отличный полицейский.

Ван Эффен повернулся к Кэтлин, которая с белым как мел лицом смотрела на своего отца:

– В чем дело, Кэтлин?

Вместо ответа девушка сунула руку в сумочку и достала маленький пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой.

– Вы не смеете его трогать! Вы не знаете, это мой отец!

– Я знаю, Кэтлин.

– Знаете? – с трудом выговорила она. – Откуда вы знаете?

– Мне сказала Жюли.

Жюли встала между пистолетом и ван Эффеном.

– Тебе сначала придется застрелить меня, Кэтлин. Я вовсе не такая храбрая, просто знаю: ты никогда этого не сделаешь.

Васко тихо подошел, забрал пистолет из неожиданно задрожавшей руки девушки и положил его к ней в сумочку.

Ван Эффен снова спросил:

– В чем дело, Кэтлин?

– Вы все равно узнаете, – заплакала она.

Васко обнял ее дрожащие плечи. Вместо того чтобы сопротивляться, девушка прижалась к его плечу.

– Мой отец англичанин. Он был полковником в королевской гвардии, но под другим именем. Его отец – граф, он оставил ему большое состояние. Мои братья учились в Сандхерсте[16]. Оба были убиты в Северной Ирландии. Один был лейтенантом, второй – младшим лейтенантом. Моя мать убита одним изменником, прежде принадлежавшим к ИРА. С тех пор отец совершенно изменился.

– Я догадывался об этом. Его могут судить здесь, могут выдать Великобритании, – устало произнес ван Эффен. Он действительно устал. – В любом случае его ответственность будет определена с учетом всех обстоятельств.

– Вы хотите сказать, что он сумасшедший? – прошептала она.

– Я не врач. Возможно, это временное состояние. Скажи, Мария, Ромеро или Леонардо имели отношение к убийству моей жены и детей?

– Нет-нет, я клянусь! Они и мухи не обидят. Два других моих брата сейчас в тюрьме. Это они организовали убийство, я точно знаю. Они страшные люди. Я готова засвидетельствовать это в суде.

– Это значит, что им увеличат срок на пять или на десять лет.

– Я надеюсь, что они останутся в тюрьме до конца своих дней.

– Против вас с Кэтлин не будет выдвинуто никаких обвинений. Пособничество – это одно, но пособничество по принуждению – это другое. Васко, будь добр, отпусти эту юную леди и позвони дядюшке Артуру. Расскажи ему все. Джордж, отведи девушек в буфет или в столовую, у них здесь должно быть что-то в этом роде. Если ничего не найдешь, посмотри в вертолете. Опасайся попыток самоубийства.

– Я не думаю, чтобы кто-нибудь собирался покончить жизнь самоубийством, – возразила Жюли.

– Это тебе подсказывает твоя женская интуиция, да? Может быть, ты и права. Джордж, если найдешь съестное, принеси что-нибудь сюда. Я умираю от голода.

Джордж улыбнулся и повел всех четверых девушек к выходу из зала.

Васко провел две минуты у телефона, затем повернулся к ван Эффену, закрыв рукой микрофон:

– Мне кажется, дядюшка Артур хочет перемолвиться с тобой словечком. Могу я… присоединиться к дамам?

– Ради бога!

Ван Эффен взял трубку в тот момент, когда раздался вой полицейских сирен. Полковник де Грааф поздравил его с успехом, захлебываясь от восторга. Виеринга тоже не скупился на похвалы, но в конце концов снова передал трубку де Граафу.

Ван Эффен заявил:

– Полковник, мне надоело быть вашей горничной и стирать за вас грязное белье. Мне нужна новая должность или прибавка к жалованью. А лучше и то и другое.

– Ты получишь и то и другое, мой мальчик. Прибавка к жалованью будет неизбежна, когда ты займешь мое место. – Полковник кашлянул. – Скажем, месяцев через шесть? Или через год?

Когда пробьет восемь склянок

Посвящается Полу и Ксении

Глава 1

Понедельник, сумерки – вторник, 3:00

Вот уже в течение одного века револьвер «Миротворец» выпускается без каких-либо конструктивных изменений. Купив такой сегодня, вы не найдете ни одного отличия от кольта, который носил в свое время Уайатт Эрп, шериф города Додж-Сити. Это самый старый и, несомненно, самый известный в мире револьвер. Если оценивать эффективность стрельбы, – положим, вы хотите ранить или убить кого-нибудь, – то, вероятно, «Миротворец» также окажется лучшим из когда-либо изобретенных револьверов. Конечно, мало приятного, если вас подстрелят из «люгера» или «маузера», самых почитаемых конкурентов «Миротворца»: высокоскоростные малокалиберные патроны в стальной оболочке пройдут прямиком сквозь вас, оставив небольшое аккуратное отверстие по пути следования, при этом вся энергия будет направлена не на вас, а на какой-нибудь посторонний объект. В отличие от них, большие безоболочечные, с мягким наконечником свинцовые пули «Миротворца» входят в цель так, что разрывают и дробят кости, мышцы и ткани, обрушивая на вас всю свою энергию.

Короче говоря, не стоит считать, что, если пуля «Миротворца» попадет, к примеру, в вашу ногу, вы просто-напросто найдете убежище, скрутите и закурите сигарету одной рукой, затем сразите своего противника выстрелом точно меж глаз. Если пуля «Миротворца» попадет в ногу, вы, потеряв сознание, рухнете на землю, если попадет в бедро, но вам повезет и вы останетесь в живых после разрыва артерий и шока, то остаток жизни будете ходить на костылях, поскольку хирургу придется отрезать вам ногу. Вот я и стоял абсолютно неподвижно, стараясь не дышать. А все почему? Потому что «Миротворец», вызвавший подобный неприятный ход мыслей, целился в мое правое бедро.

Еще один факт об этом револьвере: для приведения в действие полуавтоматического спускового механизма требуется сильная и твердая рука, в противном случае он может быть крайне неточным. В данной ситуации надеяться на это не стоило. Рука, державшая кольт, рука, которая спокойно, но в то же время целенаправленно лежала на столе радиста, была самой твердой из когда-либо мной виденных и неподвижной в прямом значении этого слова. Я видел эту руку очень четко. Свет в радиорубке был тусклым, настольная лампа лишь слегка освещала поцарапанную металлическую поверхность стола, но часть руки с револьвером я видел отчетливо. Казалось, револьвер держит в руке мраморная статуя. Мне также удалось частично разглядеть темный силуэт, остававшийся в тени. Человек этот сидел, откинувшись на переборку, голова слегка наклонена набок, глаза пристально смотрят из-под козырька кепки. Мой взгляд вернулся к руке. Ствол револьвера не изменил своего положения ни на градус. Практически бессознательно я подобрал правую ногу, ожидая неизбежного выстрела. Пользы в этом действии было столько же, сколько и в том, чтобы выставить перед собой газетный лист для защиты. Я жаловался Богу, говоря, что лучше бы полковнику Сэму Кольту изобрести что-нибудь другое, более полезное, например