Кукла на цепочке - Алистер Маклин

стальных пуль, разрывающих кожух двигателя, который смешался с жутким рикошетом стреляных деформированных гильз. Двигатель неожиданно заглох, будто кто-то выключил зажигание. Управление вертолетом было полностью потеряно, он безжизненно висел в воздухе. Так не могло продолжаться долго, но я ничего не мог с этим поделать. Я сгруппировался для небольшой встряски во время удара при падении в воду, но меня не просто тряхнуло, а чуть было не расколошматило, чего я никак не ожидал. И все из-за того, что вертолет упал не в воду, а на береговые рифы. Я попытался пробраться к двери, но у меня не получилось, мы сели на риф носом вниз и лицом к морю. Из этого положения, когда я находился под панелью управления, дверь, оказавшаяся надо мной, была вне зоны досягаемости. Я был слишком шокирован, слишком слаб, чтобы предпринять настоящую попытку к ней пробраться. Ледяная вода хлынула сквозь треснутое лобовое стекло и дыры в полу фюзеляжа. На секунду было тихо, как в могиле, казалось, только шипение поступающей воды подчеркивало тишину, затем пулемет продолжил свою работу. Пули проходили сквозь нижнюю часть фюзеляжа за мной и выходили через лобовое стекло надо мной. Дважды я чувствовал, как пули чиркнули по правому плечу, и попытался еще больше с головой уйти в ледяные воды. Затем, вероятно, из-за того, что в носу набралась вода, и из-за обстрела задней части вертолета, он накренился вперед, на мгновение остановился, соскользнул с рифа и камнем упал на дно моря.

Глава 5

Среда, сумерки – 20:40

Очень часто люди придумывают всякого рода байки, особенно это характерно для тех, кто не знает, о чем говорит. Так вот, среди наиболее смехотворных и необоснованных небылиц есть исключительно дурацкая, согласно которой смерть от утопления – дело спокойное, легкое и в действительности откровенно приятное. На самом деле это не так. Подобный уход в небытие просто ужасен. Я знаю, о чем говорю, потому что тонул и мне это не понравилось ни на йоту. Ощущение в моей вздувающейся голове было такое, словно ее до отказа накачали сжатым воздухом, глаза и уши невыносимо болели, ноздри, рот и живот были заполнены морской водой, а разрывающиеся легкие ощущались так, будто кто-то наполнил их бензином и зажег спичку. Может, мне станет легче, если открою рот? Если я глубоко вдохну, это уменьшит пылающую агонию легких. Да, вдох окажется последним, но, вероятно, затем наступит тишина, умиротворение и спокойствие. Даже на сегодняшний день я в это не верю.

Чертову дверь заклинило. После удара, который принял на себя фюзеляж, сначала разбившись о рифы, затем о морское дно, было бы чудом, если бы дверь не заело. Я толкнул ее, потянул на себя, потом ударил сжатыми кулаками. Безрезультатно. Кровь клокотала и шипела в ушах, жар в груди ломал мои ребра и легкие, выдавливая из меня жизнь. Я уперся обеими ногами в панель управления, обхватил дверную ручку обеими руками, оттолкнулся и со всей силы потянул за нее. На такое способен только человек, которому угрожает смерть. Дверная ручка раскололась, а меня отбросило назад и вверх в хвостовую часть фюзеляжа, неожиданно мои легкие отказали. Смерть не может быть хуже этой агонии. Воздух устремился прочь через наполненный водой рот и ноздри, я сделал судорожный вдох, последний в своей жизни, – вдох, который наполнит мои легкие морской водой.

Но легкие наполнились не водой, а воздухом. Ядовитым сжатым воздухом с парами бензина и масла, но все же воздухом. Это был не пряный соленый воздух Западных островов, не наполненный вином воздух Эгейского моря, не сосновый воздух Норвегии и не воздух с привкусом игристого шампанского высоких Альп. Вкус таких видов воздуха мне знаком. Если смешать их вместе, то они являют собой бледное подобие того воздуха, который я вдохнул. Он представлял собой удивительное сочетание азота, кислорода, бензина и масла, загнанных в воздушный карман под неповрежденной верхней задней частью фюзеляжа, единственной уцелевшей при пулеметном обстреле. Неудивительно, что у воздуха был такой привкус.

Вода уже доходила мне до шеи. Я сделал полдюжины глубоких вдохов, чтобы уменьшить огонь в легких и снизить клокотание, шипение и головокружение до терпимого уровня, затем оттолкнулся назад и вверх до предела фюзеляжа. Вода теперь доходила до уровня грудной клетки. Я поводил рукой в кромешной тьме, стараясь оценить количество доступного мне воздуха. Невозможно сказать точно, но, думаю, достаточно; имеющегося сжатого воздуха мне хватит на десять-пятнадцать минут.

Я сместился в левую часть фюзеляжа, глубоко вдохнул, оттолкнулся вперед и вниз. В восьми футах за сиденьем пилота находилась пассажирская дверь, возможно, с ней у меня что-нибудь выйдет. Я сразу ее нашел, но вместо двери увидел отверстие. Ударом, заклинившим дверь с правой стороны, выбило дверь со стороны пилота. Я оттолкнулся к верхней части фюзеляжа снова и сделал несколько глубоких вдохов сжатого воздуха. В первый раз его вкус был приятнее.

Теперь, когда знал, что могу покинуть вертолет в любое время, я не торопился. Там наверху меня ожидали люди с оружием в руках. «Доскональность» – подходящее слово для точного описания их подхода к работе. Для этих ребят задача, выполненная наполовину, считается совсем не выполненной. Они могли добраться сюда только на судне, которое, вероятно, находится неподалеку. К настоящему моменту, вероятно, еще ближе – прямо над тем местом, где упал вертолет. И экипаж явно не будет торопиться праздновать победу, распивая напитки и поздравляя друг друга с удачей. Эти парни будут стоять на страже с прожекторами и фонарями в ожидании, что кто-то выплывет на поверхность. И не с пустыми руками, а с оружием на изготовку.

Я тоскливо рассуждал о том, что скажу дяде Артуру, если мне удастся вернуться на «Файркрест», если мне удастся снова свидеться с ним в этой жизни. За мной уже столько промахов! Я потерял «Нантсвилл», я ответственен за смерть Бейкера и Делмонта, я выдал себя с головой неизвестным врагам. Может, у них и оставались сомнения на мой счет на момент, когда поддельные таможенники разбили наш передатчик, но сейчас все было очевидно. Добавьте к моему «послужному списку» смерть лейтенанта Скотта Уильямса по моей вине и потерю ценного вертолета ВМС. Из сорока восьми часов, предоставленных мне дядей Артуром, оставалось всего двенадцать, и я абсолютно уверен в том, что, когда дядя Артур покончит со мной, никаких двенадцати часов у меня не будет. После всего этого я могу забыть о своей карьере разведчика. С характеристиками, которые даст мой босс, я не смогу устроиться даже охранником магазина. Хотя без разницы, что там думает дядя Артур. Бейкера, Делмонта и Уильямса больше нет в живых. Я просто обязан расквитаться за их смерть. Сейчас дело вышло из-под контроля дяди Артура. На сегодняшний день, мрачно прикидывал я, по всей стране не найдется ни одного букмекера, который поставит один шанс на тысячу, что у меня получится отомстить за своих коллег. Только дураки ставят против очевидных фактов.

Кроме того, я обдумывал, как долго меня будут поджидать люди на поверхности воды, а в том, что они будут ждать, сомнений не было. Вскоре я почувствовал сухой соленый привкус во рту, который не имел ничего общего с воздухом, становившимся все хуже и хуже. Воздух этот уже никуда не годился, но человек может дышать загрязненным воздухом удивительно долго, и в этой чрезвычайно загрязненной среде кислорода оставалось еще на несколько минут.

Вопрос заключался не в том, как долго будут ждать люди, а в том, как долго смогу ждать я? Или, может, я и так уже слишком долго прождал? В горле возникло ощущение, будто в трахее застрял большой кусок, перекрывший дыхание, и я сглотнул, чтобы протолкнуть его вниз.

Я постарался вспомнить все, что знал, когда был морским спасателем. Как долго я находился под водой и на какой глубине? Сколько времени вертолет опускался на дно с поверхности моря?

В таких условиях время теряет всякий смысл. Допустим, сорок