Кукла на цепочке - Алистер Маклин

Взяв пистолет за дуло, я тихо двинулся вперед. Часовой стоял, прислонившись к воротам, – едва заметная фигура в темноте. Но по движению огонька сигареты я мог довольно точно определить его позицию. Я дождался, когда он поднесет сигарету ко рту в третий раз и ее яркое свечение немного ослепит его, сделал шаг вперед и ударил рукояткой пистолета туда, где должен был находиться затылок обычного человека. К счастью, это оказался обычный человек.

Часовой упал на меня. Я поймал его, и что-то болезненно ударило меня в ребра. Я позволил ему самостоятельно завершить падение и вынул предмет, который зацепился за полу дождевика. Штык. Более того, штык с очень неприятным дополнением. К нему была прикреплена винтовка Ли-Энфилда калибра.303. Используется только военными. Не похоже, что это сделано исключительно в мерах предосторожности. Наши друзья явно встревожены, и у меня не было возможности выяснить, что им известно, а о чем только догадываются. Время играло как против них, так и против меня. Через несколько часов наступит рассвет. Я взял винтовку и очень осторожно пошел к краю утеса, проверяя путь перед собой с помощью штыка. К этому моменту я уже стал экспертом в области того, как не сорваться с края обрыва, кроме того, винтовка со штыком в вытянутой руке позволяла с точностью до пяти футов узнать, в какой точке начинается вечность. Обнаружив край обрыва, я сделал шаг назад и с помощью винтовки провел две параллельные отметки длиной восемнадцать дюймов и на расстоянии около одного фута друг от друга во влажном дерне у самого края пропасти. Я вытер приклад винтовки и положил ее на землю. На рассвете, когда сменятся часовые и произведут обыск, я полагаю, будут сделаны правильные выводы.

Часового я ударил не так сильно, как думал, и к моему возвращению он пришел в себя и слабо стонал. Хорошо, что так, иначе мне пришлось бы тащить его на себе, а я не в той форме, чтобы тащить кого-либо. Я запихнул носовой платок ему в рот, и стоны прекратились. Знаю, это не очень хорошо, поскольку человек с кляпом во рту, у которого насморк или закупорка носовых проходов, может умереть от удушья через четыре минуты, но у меня не было инструментов для проверки носовых пазух, а что важнее, вопрос стоял так: его здоровье или мое.

Через две минуты он поднялся на ноги. Он не пытался убежать или оказать сопротивление, так как его лодыжки были связаны короткой веревкой, руки крепко стянуты за спиной, а в шею упирался ствол автомата. Я велел ему идти, и он послушался. Примерно в двухстах ярдах, там, где начинается дорожка к причалу, я связал ему запястья и лодыжки вместе и оставил его там. Кажется, дышал он спокойно.

Других часовых не было, по крайней мере у главных ворот. Я пересек внутренний двор и подошел к парадной двери замка. Закрыта, но не заперта. Я зашел внутрь, ругая себя на чем свет стоит из-за того, что не обыскал часового. Почти наверняка у него был фонарь. Вероятно, шторы на окнах были задернуты, так как в холле было темно, хоть глаз выколи. Я не сильно жаждал блуждать по холлу замка шотландского барона в кромешной тьме. Слишком велик риск обрушить доспехи, которые с грохотом упадут на каменный пол, или напороться на круглый щит, палаш или королевскую коллекцию оленьих рогов. Я достал карманный фонарик, включил его. Увы, он работал на последнем издыхании, я поднес его к циферблату наручных часов, но не мог разглядеть время. Куда уж время? Я не мог разглядеть даже часы.

Во время вчерашнего полета на вертолете я обратил внимание на то, что замок выстроен в форме идеально симметричного квадрата с открытой четвертой стороной. Разумно предположить, что если входная дверь расположена где-то по центру здания, то главная лестница будет строго напротив нее. Еще можно предположить, что посреди холла не должно быть палашей или оленьих рогов, а потому можно идти спокойно.

Так оно и оказалось. И лестница была там, где положено. Десять широких пологих ступеней, а затем лестница разветвлялась направо и налево. Я выбрал правую сторону, потому как увидел слабый отблеск света наверху. Шесть ступеней на втором пролете, поворот направо, еще восемь ступеней, и я оказался на лестничной площадке. Двадцать четыре ступени и ни единого скрипа. Боже, храни архитектора, который выбрал мрамор в качестве строительного материала для лестницы!

Я направился к источнику света, который стал ярче. Дверь оказалась приоткрыта всего на дюйм, и я осторожно посмотрел в щель. Все, что увидел, – это угол шкафа, полоска ковра, угол изножья кровати и грязный ботинок. Услышал какофонию звуков низкого регистра – чем-то напоминало завод с паровыми котлами на среднем расстоянии. Я толкнул дверь и вошел.

Я рассчитывал найти лорда Кирксайда, но это был явно другой человек. Какими бы привычками ни обладал лорд Кирксайд, я уверен, что он не ложился в кровать в ботинках, подтяжках и кепке, положив подле себя винтовку с примкнутым штыком. Я не видел его лица из-за кепки, надвинутой на нос. На прикроватной тумбочке рядом лежал фонарь и полупустая бутылка виски. Стакана не было. Судя по тому немногому, что я заметил, этот человек принадлежал к той категории людей, чьи примитивные радости жизни не испорчены благами современной цивилизации. Это был надежный страж, который благоразумно готовился к несению ночной службы в тяжелых условиях Западного высокогорья. Правда, никто не позовет его на вахту в назначенный час. А сам он, судя по всему, очухается в лучшем случае к ланчу. Может, конечно, он проснется от своего громоподобного храпа, который и мертвого разбудит. Кроме того, незнакомец, по всей вероятности, захочет утолить жажду, когда придет в сознание, поэтому я открыл бутылку, бросил туда шесть таблеток, добытых у аптекаря из Торбея, завернул крышку, взял фонарь и вышел.

За следующей дверью слева находилась ванная комната. Грязная раковина, над ней зеркало с пятнами от воды, две кисточки для бритья, все в пене, банка крема для бритья с открытой крышкой, два испачканных лезвия, а на полу – два полотенца, которые были белыми в незапамятные времена. Сама же ванна оказалась безупречно чистой. Видимо, здесь часовой совершал свои примитивные омовения.

Следующая комната была спальней, такой же грязной, как и комната часового, и в ней царил такой же беспорядок. Справедливо было предположить, что она принадлежит человеку, которого я оставил лежать среди утесника и камней на склоне горы.

Далее я пошел по левой стороне центральной части замка. Должно быть, лорд Кирксайд обитает где-то здесь. Так и было, только его самого я не обнаружил. Первая же комната за спальней спящего часового принадлежала лорду Кирксайду, что подтвердилось содержимым шкафа. Однако постель была нетронутой.

Как и следовало ожидать в этом симметричном доме, дальше шла ванная. Часовому здесь пришлось бы не по душе: безукоризненная чистота являлась признаком изнеженной аристократии. На стене висела аптечка. Я взял катушку лейкопластыря, залепил фонарь, оставив отверстие не больше шестипенсовика, и сунул катушку в карман.

Следующая дверь заперта, но замки во времена строительства замка Дуб-Сгейр врезались очень простые. Я взял из кармана лучшую отмычку в мире – продолговатый кусок жесткого целлулоида. Просунул его между дверью и дверным косяком у болтового крепления, потянул дверную ручку в направлении петель, продвинул целлулоид, отпустил ручку, повторил все снова и встал как вкопанный. Неожиданный щелчок мог пробудить моего друга-часового и уж наверняка разбудил бы человека внутри этой комнаты. Но я не услышал никакого движения.

Я слегка приоткрыл дверь и снова замер. В комнате горел свет. Я приготовил оружие, опустился на колени, низко припал к полу и резко распахнул дверь. Я поднялся, запер дверь и подошел к кровати.

Сьюзан Кирксайд не храпела, но, как и часовой, спала глубоким сном. Волосы были