Кукла на цепочке - Алистер Маклин

– Рад, мистер Шерман, что вы меня не разочаровали.

Я медленно обернулся. Он предсказуемо улыбался своей благолепной улыбкой и, что не менее предсказуемо, держал большой пистолет.

– Не существует бессмертных людей, но вы, надо отдать вам должное, продемонстрировали завидную живучесть. Полицейского недооценить трудно, однако в случае с вами, пожалуй, я позволил себе легкомыслие. Сегодня я уже дважды решил, что избавился от вашего присутствия, которое, буду откровенен, уже стало для меня обременительным. Впрочем, уверен, в третий раз мне повезет. Все-таки вам следовало убить Марселя.

– Не убил?

– Что же вы не научились скрывать чувства? На вашем лице читается разочарование. Он пришел в себя очень ненадолго, но этого хватило, чтобы привлечь внимание милых селянок. Боюсь, у него проломлен череп и внутримозговое кровоизлияние. Вряд ли выкарабкается. – Преподобный задумчиво рассматривал меня. – Но сдается мне, напоследок он показал себя неплохо.

– Это был бой не на жизнь, а на смерть, – подтвердил я. – Разве необходимо нам торчать под дождем?

– Конечно же нет.

Под дулом пистолета он ввел меня в дом. Смуглый оглянулся, но не выказал удивления. Интересно, как давно они получили сообщение с Гейлера?

– Жак, – заговорил Гудбоди, – это мистер Шерман. Майор Шерман. Полагаю, он связан с Интерполом или какой-то подобной организацией, столь же бесполезной.

– Мы знакомы, – усмехнулся Жак.

– Ах да! Простите мою забывчивость.

Гудбоди направил на меня пистолет, а Жак забрал мой.

– Только один, – доложил он, а затем провел мушкой по моей щеке, сорвав несколько пластырей, и снова усмехнулся. – Бьюсь об заклад, это больно.

– Держите себя в руках, Жак, – потребовал Гудбоди.

Все же имелась у него и светлая сторона. Будь он каннибалом, наверное, оглушал бы жертву, прежде чем варить заживо.

– Держите его на мушке, пожалуйста. – Он убрал свой пистолет. – Признаться, мне никогда не нравилось это оружие. Грубое, шумное, лишенное всякого изящества…

– В отличие от крюка, на который можно насадить девушку? – спросил я. – Или вил?

– Не будем о грустном. – Он вздохнул. – Даже лучшие из вашего брата так неуклюжи, так неаккуратны. Признаться, дружище, я ожидал от вас большего. Вы ничуть не соответствуете вашей репутации. Постоянно путаетесь под ногами. Досаждаете людям, наивно воображая, что провоцируете их на опрометчивые шаги. Позволяете себе появляться в самых неподходящих местах. Дважды приходите в квартиру мисс Лемэй, не приняв надлежащих мер предосторожности. Выгребаете из карманов бумажки, положенные туда специально для вас. И не было никакой необходимости, – добавил он с укором, – убивать при этом дежурного по этажу. Вы среди бела дня разгуливаете по Гейлеру, где все жители, дорогой Шерман, все до одного – моя паства. Вы даже позавчера вечером оставили в подвале моей церкви визитную карточку – кровь. Не то чтобы я сердился на вас за это, дружище, – ведь я подумывал избавиться от Анри, ставшего для меня обузой, и вы довольно аккуратно решили эту проблему. А как вам наша уникальная выставка? Это сплошь копии, и все они продаются…

– Боже мой! – сказал я. – Теперь понятно, почему пустуют церкви.

– Ах, ваша правда! Но согласитесь, надо наслаждаться счастливыми мгновениями. Взгляните на эти гири. Мы измеряем их величину и вес, а затем в надлежащее время – как, например, нынче ночью – доставляем сюда другие гири. Не скажу, что точные копии, – у них внутри кое-что спрятано. Здесь их упаковывают вместе с часами, на таможне осматривают и пломбируют, и они отправляются за рубеж, к нашим друзьям. Все совершенно легально. Одна из моих лучших схем, я постоянно ею пользуюсь.

Жак уважительно кашлянул:

– Мистер Гудбоди, вы говорили, что торопитесь.

– Наш Жак – сама практичность. И он, безусловно, прав. Но прежде чем вернуться к делам, мы должны позаботиться о нашем суперсыщике. Жак, проверьте, все ли чисто кругом.

Гудбоди брезгливо выставил пистолет, а Жак бесшумно отправился на разведку. Вскоре он вернулся и кивнул, после чего меня заставили выйти за дверь, прошагать по гравию и подняться по лестнице через ров к массивной дубовой двери. Гудбоди извлек из кармана ключ соответствующего размера, и мы переступили порог.

Потом были лестница на второй этаж и коридор, а за ним зал. Громадный зал, заполненный сотнями часов. Я в жизни не видел их так много в одном месте, и не могло быть сомнений, что это чрезвычайно ценная коллекция. Все без исключения часы были маятниковыми, некоторые очень большого размера, и все старинные. Лишь немногие из них работали, но вместе они создавали ужасающий шум. Я и десяти минут не смог бы проработать в этом помещении.

– Одна из лучших коллекций в мире, – заявил Гудбоди с такой гордостью, будто это сокровище принадлежало ему. – Если не самая лучшая. И как вам предстоит увидеть… вернее, услышать, все часы исправны.

Его слова не дошли до моего сознания. Я смотрел вниз. На полу лежал мужчина с длинными, до плеч, черными волосами, с костлявыми лопатками, выпиравшими из-под поношенной куртки. Рядом лежало несколько кусков электрического провода с резиновой изоляцией. А возле головы – наушники, покрытые пористой резиной.

Не требовалось медицинского образования, чтобы сразу понять: Джордж Лемэй мертв.

– Несчастный случай, – печально изрек Гудбоди. – Правда, несчастный случай. Мы этого не хотели. Увы, организм бедняги был крайне ослаблен лишениями, перенесенными за последние годы.

– Вы его убили, – сказал я.

– С формальной точки зрения – пожалуй, что так.

– Зачем?

– Видите ли, его высоконравственная сестрица, годами ошибочно считавшая, что мы располагаем доказательствами совершенного ее братом убийства, в конце концов убедила его обратиться в полицию. Поэтому нам пришлось временно убрать их с амстердамской сцены – но, конечно же, не для того, чтобы огорчить вас. Знаете, мистер Шерман, вам следует считать себя отчасти виновным в гибели несчастного паренька. И в гибели его сестры. И в гибели вашей очаровательной помощницы… Кажется, ее звали Мэгги? – Он прервался и быстро отступил, держа оружие в вытянутой руке. – Не бросайтесь на мой пистолет. Как я понял, вам не понравилось представление? Уверен, оно и Мэгги не пришлось по вкусу. И боюсь, не придется по вкусу и второй вашей подружке – Белинде, которой предстоит умереть сегодня вечером. О! Вижу, задел вас за живое. Мистер Шерман, вам хочется убить меня?

Он по-прежнему улыбался, но в плоских глазах плескалось безумие.

– Да, – ответил я без эмоций в голосе. – Мне хочется убить тебя.

– Мы послали ей письмецо. – Гудбоди таял от наслаждения. – Кодовое слово «Бирмингем», я не ошибся? Она должна встретиться с вами на складе Моргенштерна и Маггенталера. Наши добрые друзья навсегда останутся вне подозрений. В самом деле, надо быть отъявленным психопатом, чтобы совершить два столь кошмарных преступления на собственной территории. Очень тонко, вы не находите? Еще одна марионетка на цепочке. Пляшущая под нашу музыку, как и тысячи других марионеток по всему миру.

– Ты хоть сознаешь, что свихнулся начисто? – спросил я.

– Жак, свяжите его, – резко приказал Гудбоди.

Его светский лоск наконец-то дал трещину. Должно быть, правда уколола болезненно.

Жак связал мои запястья толстым резиновым жгутом. То же самое он проделал с лодыжками. Затем перетащил меня в конец зала и еще одним жгутом подвесил к вмурованному в стену рым-болту.

– Запустите часы, – велел Гудбоди.

Жак двинулся по залу, толкая маятники. Я заметил, что малоразмерные часы его не интересовали.

– Все они тикают, и все они бьют, – с удовлетворением отметил Гудбоди, уже ставший прежним: лощеным, елейным, самодовольным. – Эти наушники усиливают звук раз в десять. А вот усилитель и микрофон, – как видите, вам до них нипочем не дотянуться. Наушники ударостойкие. Через пятнадцать минут вы сойдете с ума, через тридцать – потеряете сознание. Кома продлится от восьми до десяти часов. Выйти из нее можно только безумным. Но вы из нее не выйдете. Ну что, часы уже тикают и бьют? И довольно громко, да?

– Вот так умирал Джордж у тебя на глазах. И за мной ты будешь наблюдать через стеклянную дверь. За ней не так шумно.

– К сожалению, я не увижу весь процесс. Нам с Жаком нужно уладить одно дело. Но мы вернемся, чтобы не пропустить самое интересное,