Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

— Что? — недоверчиво переспросил он у врача, который коротко сообщил ему что-то, слов было не разобрать. — Ты уверен? Нет, действительно?! Ну, дела… Вот тебе и фантик под кустом!!!

С этой минуты Моргулис смотрел на Юльку совершенно иными глазами.

Вполне возможно, кстати, что дело решили отнюдь не чувства, проснувшиеся внезапно.

Михаил Моргулис был тщеславен вне всякой меры. Впрочем, пороку этому неизбежно подвержены все люди, случайно пробившиеся в высшие слои общества. В глубине души они еще не очень-то верят в свое счастливое перемещение и постоянно нуждаются все в новых и новых его подтверждениях.

Вдобавок их постоянно терзает нестерпимый, сродни чесоточному, зуд, облегчить который можно лишь одним способом: часто и громко напоминая о себе обществу, путь в которое совсем недавно был заказан. Он и втягивает нуворишей в нескончаемую, доведенную до абсурда борьбу за обладание всем самым лучшим, что только появляется в обиходе, от моделей мобильных телефонов до породистых лошадей и красивых женщин.

В этом смысле Юлька была ценным приобретением: красавицами на любой вкус мужчины в кругу Моргулиса были пресыщены, но отыскать изысканно красивую девственницу даже при их безграничных возможностях было непросто. Юлька к тому же оказалась на удивление умна и каким-то странным способом образованна, что окончательно добило Моргулиса.

Но как бы там ни было, с этой минуты он ни на шаг не отпускал Юльку от себя и, легкомысленно забросив все дела, проводил с ней дни и ночи напролет, открывая все новые достоинства возлюбленной и все более теряя голову в сладостном опьянении запоздалой страстью.

Приняв окончательное решение покончить с холостой жизнью, Михаил Моргулис счел за лучшее увезти избранницу за границу, сокрыв ее до поры от любопытных глаз. В том, что попытки разузнать всю подноготную таинственной невесты будут предприняты многими, он не сомневался ни секунды, ибо повадки общества, к которому принадлежал, знал досконально.

Он увез Юльку в Довиль, выбрав этот тихий и почти провинциальный теперь городок на атлантическом берегу Франции не случайно.

Место было чудное и в былые времена считалось модным курортом, который особенно любила потомственная европейская знать. Но времена менялись: аристократы дряхлели, теряли состояния, уступали позиции напористым буржуа. Тех прохладная тишь Довиля не прельщала: жадные до наслаждений души искали праздной толпы, вульгарной, кричащей роскоши. И город медленно подернулся дымкой забвения, которая окутала его так же легко и незаметно, как прозрачный атлантический туман, каждый вечер опускавшийся на тихие улицы, с тем чтобы на рассвете сменить ночную мглу и раствориться в первых лучах сдержанного нормандского солнца.

Немногие потомки громких аристократических фамилий хранили верность городу, но они неумолимо старились, и вместе с ними ветшали некогда роскошные виллы, череда которых тянулась вдоль кромки моря, образуя главную улицу городка. На ней же помещались два отеля, еще хранящие былое величие, чопорные, как в лучшие времена, когда номера здесь бронировались едва ли не за год, теперь — большую часть года пустующие. По вечерам здесь распахивало двери прославленное некогда казино. Возле этих дверей красовался нежно-розовый «роллс-ройс» — кабриолет Еыпуска 1963 года, при виде которого казалось, что именитый владелец, крупно проигравшись, просто забыл машину на стоянке ровно тридцать семь лет назад.

Моргулис ехал сюда, надеясь избежать встреч с многочисленными приятелями, знакомыми и просто богатыми соотечественниками, оккупировавшими в последние годы и Ниццу, и Канны, и Биарриц. Тихий Довиль новая русская буржуазия, похоже, игнорировала в силу тех же причин, что и ее европейские предшественники: здесь упорно не признавали дурных манер и случайно нажитых капиталов.

Он поселил Юльку на небольшой, довольно скромной вилле. Стены ее были густо увиты плющом, а на зеленой лужайке за домом вместо современного бассейна бил старомодный фонтан, мраморная чаша которого, когда-то белоснежная, пожелтела и потрескалась от времени. Хозяйка виллы была русской по происхождению, дочерью эмигрантов перзой волны, которых бегство спасло от неминуемой гибели: отец ее был князь и генерал русской армии. Зинаида Николаевна родилась во Франции и удачно вышла замуж за французского аристократа, составив по тем временам неплохую партию: муж был богат, к тому же перед ним открывалась блестящая дипломатическая карьера.

Но нынче все было в прошлом: муж давно умер, не исполнив карьерных устремлений и почти полностью промотав состояние. Зинаиде Николаевне осталось громкое имя с таким количеством «des», что полностью еле-еле умещалось на визитной карточке, и старая вилла в Нормандии, которую ветреный супруг отчего-то забыл заложить. Господь не послал им детей, и она доживала век в одиночестве, обеспечивая себе сносное существование сдачей внаем большей части дома.

При всем том старушка хранила привитые с младенчества манеры. Спину держала неизменно прямо и изъяснялась на каком-то совершенно удивительном, красивом, правильном, но непривычном уху современного россиянина русском языке.

Моргулис с легким сердцем оставлял Юльку на ее попечение, когда дела требовали его личного присутствия в самых разных точках земного шара: от Швейцарии до Южной Африки.

Но именно общение с Зинаидой Николаевной породило в Юлькиной душе, доселе сладко мурлыкавшей в объятиях сбывшейся мечты, странный дискомфорт.

В отсутствие Моргулиса женщины почти все время проводили вместе, неспешно прогуливаясь вдоль моря, наслаждаясь ароматным кофе на открытой террасе отеля или отправляясь обедать в один из тех крохотных приморских ресторанов, где твари морские попадают на стол, едва покинув прохладные волы залива в смертельных объятиях рыбачьих сетей.

Вечерами они подолгу засиживались в гостиной, обставленной с галантным изыском минувшего века, уютно устроившись в огромных вольтеровских креслах, более всего напоминающих маленькие гроты, в которых при желании можно было надежно укрыться от окружающего мира.

Листая альбом с пожелтевшими фотографиями, на которых была запечатлена молодая Зинаида Николаевна, Юлька заметила однажды:

— Вы совсем не похожи на русскую…

Действительно, со старых фото томно взирала на мир жгучая брюнетка. Непослушные вьющиеся волосы, небрежно убранные назад, обрамляли худощавое лицо. Огромные черные глаза, слегка навыкате, тонкий нос с заметной горбинкой и полные чувственные губы делали его похожим на лица роковых красавиц, рожденных под знойными небесами юга: испанок, итальянок, гречанок.

— Вы правы, — грустно улыбнулась Зинаида Николаевна, — покойный батюшка намекал, бывало, в шутку на страстное увлечение заезжим итальянским тенором некой девицы. Maman страшно сердилась. Сейчас вспоминать об этом весело.

Но был случай, тоже нечаянно связанный с моим нерусским обличьем…

Его вспоминать и теперь стыдно. Однако ж, если зашла речь, покаюсь…

История эта приключилась в Ницце.

Я уже несколько лет была замужем, но впервые оказалась на курорте одна. Но скучать мне не давали.