Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

заговорили о том, что удачливому выходцу из мелких кооператоров несказанно повезло и в этом. Далее суждения разделились: кто-то утверждал, что невеста Моргулиса принадлежит к младшему поколению уцелевших Романовых, кто-то рассказывал трогательную историю любви саудовского короля и русской женщины, добровольно сдавшейся в гарем и подарившей монарху дочь. Помянуты были Шаховские, Куракины, Оболенские…

Словом, тусовка восторженно всколыхнулась. И уже не смогла успокоиться вплоть до того момента, когда малиновый звон свадебных колоколов, разгоняя осеннюю хмурь, поплыл в сентябрьском небе.

Пересуды вполголоса и с оглядкой — не приведи Бог, донесут недоброжелатели до ушей могущественного магната! — шелестели и на грандиозном свадебном банкете, обставленном с небывалой даже для московских нуворишей пышностью.

Невеста взирала на толпу гостей, шелестящую, жующую, пьющую, произносящую пышные здравицы в ее честь, с царственной полуулыбкой, едва мерцающей на губах слабым бликом, который немедленно подхватывал, отражая и множа стократ, струящийся каскад драгоценных камней. Старинные украшения невиданной красы, о стоимости которых можно было только догадываться, дополняли ее роскошный свадебный наряд.

«Фамильные!» — без тени сомнения констатировала тусовка и несколько успокоилась.

Много позже, горестно размышляя о том трагическом положении, в котором неожиданно оказалась, Юлька пришла к выводу, что все началось именно с этих украшений, действительно старинных и бесценных: диадемы, колье и серег.

Она хорошо помнила тот день, когда сияющий и загадочный Моргулис, каким становился всегда, собираясь преподнести ей очередной сюрприз, вошел в комнату, бережно держа в руках небольшую плоскую коробку. Коробка была обтянута тонкой темно-зеленой кожей, очень старой, покрытой множеством мелких трешинок.

— Что это? — небрежно поинтересовалась Юлька.

Она уже привыкла к безумным сюрпризам Моргулиса, который обожал дарить подарки, один роскошнее другого.

Манто из черного баргузинского соболя.

Огненно-красный «феррари», изготовленный в единственном экземпляре специально для нее и названный ее именем, о чем сообщала золотая табличка на капоте.

Необъезженкого жеребца-ахалтекинца.

— Твое прошлое, — загадочно ответил он.

— То есть?

— Я купил тебе прошлое. Ты ведь давно об этом мечтала.

Это было правдой.

Получив неожиданно и такой полной мерой, что иногда это начинало ее тяготить, все, о чем мечтала, и прежде всего мужа, самого что ни на есть настоящего не миллионера даже — миллиардера! — Юлька вдруг ощутила дискомфорт.

По странному стечению обстоятельств произошло это именно потому, что на третий день их знакомства Моргулис увез ее за границу. Сначала на север Франции, в Нормандию, в Довиль.

Позже он всегда говорил, что влюбился в нее в ту самую минуту, когда увидел впервые. То обстоятельство, что в тот момент она была распластана на земле стаей пьяных шакалов и едва не изнасилована, по утверждению Моргулиса, этому только способствовало.

Любитель пофилософствовать, поклонник психоанализа и вообще психологии, он считал себя тонким ее знатоком и очень любил рассуждать о мотивации поступков, выстраивая целые теории, чтобы объяснить, почему человек вдруг захотел съесть персик, если ему предлагают апельсин. То странное обстоятельство, что его внезапная любовь к Юльке вспыхнула именно тогда, Моргулис объяснял просто.

— Мужчина, — разглагольствовал он, развалившись в кресле и дымя толстой сигарой, — в душе всегда рыцарь. И каждый мужик — если он, конечно, мужик — тоскует о подвиге.

У кого-то из классиков я нашел роскошный пример. Представь: двое добиваются руки одной девицы, отец которой слышать о замужестве дочери не желает. А отец — миллионер: оба парня ссориться с ним не желают. И тогда один инсценирует покушение на его жизнь и выступает в роли спасителя, а другой, напротив, делает вид, что срывается в пропасть или тонет — не помню точно, — но, в общем, гибнет, и миллионер вынужден броситься ему на помощь и спасти. И как ты думаешь, кого из них он выбрал в зятья?

Второго!

Потому что тот дал ему возможность совершить подвиг.

Так-то.

Я — не исключение. Я тебя спас. Вырвал из рук пьяной сволочи. Ты мне дорога не только как ты в собственном смысле, но и как живой свидетель и — хорошо, черт возьми, сказал! — свидетельство моего подвига. Так-то, прелесть моя…

Внешне теория была стройной, убедительной и даже красивой.

Но Юлька-то знала, что вся она, с начала и до конца, — вымысел, затейливая фантазия Моргулиса, в которую тот, вполне возможно, уверовал искренне.

На самом же деле пресыщенного жизнью, циничного прагматика сразило всего лишь одно обстоятельство, которому, как принято считать, современные цивилизованные люди не придают особого значения.

В свои восемнадцать Юлька была девственницей.

Момент «обретения» Моргулиса она запомнила с точностью необыкновенной, вплоть до самых мельчайших деталей. И никакими своими стройными теориями он не смог бы переубедить ее в этом: слишком хорошо помнила Юлька слова, обращенные к ней будущим мужем в первые минуты знакомства.

Не было в них и намека на внезапно вспыхнувшее чувство.

— Он успел тебя трахнуть? — без обиняков поинтересовался Моргулис, едва только Юлька поднялась с земли.

— Нет… — Вопрос ее шокировал. Совсем не этого ожидала она от неизвестного спасителя.

По всем приметам он принадлежал к миру, который так упорно не желал принимать Юльку в свои сияющие чертоги и вдруг смилостивился, отрядив на помощь посланца.

Это было похоже на чудо.

Но вместо слов утешения тот немедленно оскорбил ее откровенно хамским вопросом: чудо закончилось, не успев произойти. От неожиданности и обиды Юлька ответила не сразу, и голос звучал еле слышно, вдобавок предательски дрогнув.

Моргулис истолковал это по-своему.

— Понятно… — многозначительно протянул он тоном, не оставляющим ни малейших сомнений, что именно ему стало понятно: Юльке он не поверил. — Ладно, фантик. Давай все же съездим к доктору. Скажем так: для профилактики. — Не дожидаясь ответа и, похоже, нимало не задумываясь о ее реакции, спаситель уже звонил кому-то, достав из кармана крохотный мобильный телефон.

Два внушительных автомобиля — лимузин и джип сопровождения — стремительно пересекли город, почти не сбавляя скорости, влетели в ворота солидной частной клиники и пронеслись по аллее, ведущей в глубь темного парка к небольшому особняку, на фасаде которого светилось одно-единственное окно.

Впрочем, о том, что это клиника, Юлька догадалась несколько позже, когда Моргулис, коротко переговорив с каким-то мужчиной, поджидавшим их у входа в здание, открыл дверь автомобиля и коротко бросил Юльке, забившейся в угол салона:

— Пойдем, детка. Доктор тебя просто посмотрит. Не бойся.

Он бесцеремонно проследовал за ними в кабинет и по-хозяйски расположился в кресле, в то время как врач — бесстрастный молодой человек в очках, за дымчатыми стеклами которых невозможно было рассмотреть глаз — вежливо проводил Юльку за ширму и, указав на гинекологическое кресло, попросил раздеться.

Через десять минут, задыхаясь от стыда