Красная Москва - Валерий Георгиевич Шарапов

— Не знаю, что вы тут проработали, но результат неудачный. — Варвара отложила портрет. — У Элеоноры было совсем другое лицо.

— Какое другое? — начал выходить из себя Никитин.

— Во всем другое. И нос другой, и глаза, и овал лица. Это портрет совершенно другой женщины.

Никитин растерялся. Неужели они так плохо запомнили внешность Элеоноры? Или Варвара ошибается?

— Варенька, ты уверена? Получается, что мы втроем видели на платформе одну даму с вуалью, а ты — совершенно другую? Но там была только одна дама!

— На портрете не она, — упрямо повторила Варя.

— Может, ты просто плохо запоминаешь лица? — кипятился Никитин. — Вот скажи мне… Вот скажи, кто из этих людей похож на меня?

И Никитин кивнул на ряд портретов русских писателей на стене над стеллажами.

— На Пушкина!

— На какого еще Пушкина? — опешил Никитин. — Солнце мое, он же кудрявый и с бакенбардами. А у меня короткий ежик, и я всегда гладко выбрит. И нос…

— Тогда на Льва Толстого!

— Ну, мать, ты даешь… На Льва Толстого похож наш дворник, но не я… Все ясно. У тебя полное отсутствие зрительной памяти.

— Получается, так, — обиделась Варя и отвернулась.

Никитин сел на стул напротив ее стола, задумался. Если портрет неточный, то вся операция по поискам через скупщиков бессмысленна. Но разве три опытных оперативника могли так ошибиться в описании внешности человека, которого видели с достаточно близкого расстояния?

А может быть, дело было в другом? Может быть, Варвара по каким-то причинам не хотела, чтобы у милиции был точный портрет Элеоноры?

Эта мысль показалась ему абсурдной, но полностью отбросить ее он не мог.

Слишком много странностей было в этом деле. И каждая новая зацепка порождала десяток новых вопросов.

Глава 31

В аптеке

Никитин остановился перед витриной аптеки на углу Тверской и Камергерского переулка. За стеклом аккуратно были разложены пузырьки с лекарствами, коробочки с порошками, банки с мазями. Все это напоминало ему о запахе медикаментов, который он почувствовал от Варвары в тот вечер, когда они встречались у фонтана.

Звякнул колокольчик над дверью, когда он вошел внутрь. За прилавком стояла женщина лет пятидесяти в белом халате, с аккуратно убранными под косынку седыми волосами.

— Что вам нужно? — вежливо поинтересовалась аптекарша.

— Мазь какую-нибудь, — сказал Никитин, рассеянно разглядывая полки.

— От чего именно? У нас есть мазь Вишневского — хорошо заживляет раны. Есть серная болтушка от кожных заболеваний, но она по рецепту, готовим три дня…

— Да мне срочно нужно, — перебил он. — А вот это что?

Никитин указал на небольшую баночку на нижней полке.

— Это вазелин. Обычный медицинский вазелин.

— Прекрасно, — сказал Никитин. — Давайте мне вазелин.

Аптекарша достала баночку, поставила на прилавок.

— С вас сорок семь копеек.

Никитин расплатился, спрятал покупку в карман пальто.

Помещение было светлым, с тремя кроватями, но Левин лежал один. На тумбочке, в стеклянной банке, стоял букет желтых мимоз.

— Аркадий Петрович! — обрадовался Левин. — Как хорошо, что зашли. А меня завтра выписывают. А то ведь напугали до смерти! Я уж грешным делом подумал, что надолго тут застряну.

— Что такое? — делано удивился Никитин, присаживаясь на табурет.

— Я чувствую себя хорошо, жду выписку, — начал рассказывать Левин. — И тут неожиданно приходит лечащий врач и говорит, что у меня плохие анализы, состояние опасное. Переводят меня сюда, на третий этаж к тяжелобольным. И — представьте себе — на ночь назначают мне сиделку. Будто я при смерти! Утром, правда, выяснилось, что все в порядке.

— Поздравляю. Как рука?

— Да почти не болит. Вот смотрите, пальцами запросто шевелю. Врач говорит — заживает хорошо.

Никитин кивнул на букет.

— Красивые цветы. Родственники приходили?

Левин смутился.

— Да какие родственники, Аркадий Петрович… Нет у меня никого. А с цветами вообще странная история. Принесла девушка-цветочница. Сказала — от поклонницы. Что за поклонница? Какая поклонница? Ничего не понимаю.

— Ну и не надо понимать! — рассмеялся Никитин. — Когда передают цветы, это по-любому лучше, чем если бы передали повестку в милицию.

Оба рассмеялись.

— Как идет расследование? Не поймали еще тех, кто в меня стрелял?

— Вышли на след, — суровым голосом ответил Никитин, оглядывая палату и задерживая взгляд на окне.

— Это хорошая новость! — оценил Левин. — А то, знаете, не очень хочется новую пулю схлопотать.

— Совсем забыл! — хлопнул Никитин себя по лбу. — Я же вам принес чудодейственную мазь, переданную мне по наследству моей прабабушкой, потомственной знахаркой. От нее любые раны заживают просто на глазах! Вот, смотрите…

Левин немного напрягся, наблюдая за тем, как следователь копается в кармане пальто.

— Ну-ка, — продолжал Никитин, сжимая баночку в кулаке, — поднимите бельишко… Смелее! Нательную рубаху — к подбородку! Ну что вы, в самом деле…

Совершенно сбитый с толку Левин бросил встревоженный взгляд на дверь, словно хотел позвать на помощь медсестру. А Никитин тем временем сам схватился за нижний край нательной рубахи Левина и рванул ее вверх, оголяя грудь.

— Та-а-ак, — протянул он, внимательно рассматривая грудь мужчины, — похоже на дрожжевую опару у бабы Клавы… Сейчас приступим… Не шевелитесь…

С этими словами Никитин ковырнул пальцем вазелин и начал энергично растирать грудь Левину. На груди — никаких шрамов. Чистая, неповрежденная кожа. Зато на плече и шее виднелось несколько старых рубцов, а на животе — длинный шрам.

— Вы прям как настоящий врач, — сдавленным голосом произнес Семен Маркович.

— Это что за рубец на плече?

— Это еще по молодости, оглоблей… До войны… Вы мне сейчас ребра поломаете…

— А это, под горлом?

— Драка. Тоже по молодости.

— Переходим к животу… Ножом, что ли, пырнули?

— Да бог с вами, Аркадий Петрович! Аппендицит резали. Еще до войны… А что ж это ваша чудодейственная мазь так странно пахнет? Как вазелин…

— Правда? — наигранно удивился Никитин. — Тогда заканчиваем. Можете опускать рубаху. Жить будете.

Никитин покрутил головой в поисках чего-нибудь, чем можно было бы вытереть ладони, и не нашел ничего лучшего, чем край простыни Левина.

— Душновато здесь, не находите? — сказал он. Подошел к окну, распахнул его, свесился, посмотрел вниз. Сплюнул.

Левин молча и с напряженным интересом наблюдал за ним.

— Какой-то вы странный сегодня, Аркадий Петрович.

— Со мной такое случается. Иногда, — согласился Никитин, сделал неловкое движение рукой и нечаянно задел банку с мимозой. Банка полетела на пол, с грохотом лопнула, разлетевшись на кусочки. Желтые ветки разлетелись по полу. Никитин смотрел под ноги, где расползалась лужа воды.

— Ну я прямо как слон в посудной лавке, — пробормотал следователь, опустился